В документе, датированном днем события, говорилось: «Мы, нижеподписавшиеся, председатель промкома Хрущев, члены промкома Н. Каменщиков, А. Миронов, И. Хлебников, рабочий Андреев, Тарасов составили настоящий акт о нижеследующем. Рабочим тов. Малышевым Анатолием был изготовлен портрет нашего Великого вождя тов. Ленина, какой предназначался для украшения нашей столовой Красного уголка. Но почему-то тов. Малышев предпочел отменить это благое начинание и вынес смерный приговор не живому Ленину, а его портрету — расстрел. Для осуществления и приведения приговора к исполнению пригласил роль палача исполнить тов. Гришина Е., который безукоризненно выполнил порученное ему дело с успехом. С первого выстрела Гришин ранил Ленина, а вторым добил окончательно. При этом присутствовал тов. Галактионов…»

Нечто подобное могло произойти летом 1917-го, когда тов. Ульянов-Ленин скрывался «от ищеек буржуазии» в Разливе, в шалаше, и мог прямо оттуда попасть в тюрьму, поскольку был объявлен немецким шпионом, и следствие располагало, как писали газеты (конечно же, буржуазные и черносотенные), неопровержимыми уликами. Впрочем, портреты тов. Ленина стали распространяться несколько позже — уже в бытность его председателем Совнаркома, то есть главой Советского правительства.

Однако в момент малышевско-гришенского проступка шел 1934 г. Месяц назад народы СССР и мировой пролетариат отметили семнадцатилетие Великой Октябрьской социалистической революции. Через день после «расстрела Ленина», 14 декабря, состоялось заседание промкома зимовщиков «Вильенанского рыбпромрайона», что находился в Олюторском районе, на северо-востоке Камчатки. О происшедшем докладывал Хрущев.

Постановили: «Поступок тт. Гришина и Малышева считать недопустимым и контрреволюционным, тем более что они провели его в тот момент, когда вся страна с прискорбием переживала потерю любимого вождя тов. Кирова. За совершенный поступок указанных выше товарищей исключить из членов профсоюза…»

Затем промком обсудил поведение самого докладчика, признал его «нетерпимым»: продолжающаяся пьянка тов. Хрущева «подрывает и дискредитирует работу промкома и делает полный подрыв работе только что организованных курсов. Примером чего является случай 14 декабря, где он в пьяном виде начал давать полную критику работе преподавателя, который якобы неверно преподает, не спрашивает слушателей прослушанного, тогда как это лишь первое занятие, и было дано только общее понятие и вступление к изучению той дисциплины». В итоге тов. Хрущева, поставившего первым свою подпись под актом «о расстреле Ленина», вывели из состава промкома.

Как уже упоминалось, в это время ВКП(б) и все по-настоящему советские люди скорбели по тов. Кирову, застреленному товарищем по партии средь бела дня в штабе Октябрьской революции — Смольном. Одна из дальневосточных газет, поступавших на Камчатку, под заголовком «Преданный ученик Ленина и Сталина» писала: «Память о тов. Кирове мобилизует нас на еще большую классовую бдительность…» Пламя борьбы с внутренними врагами день ото дня разгоралось по всей стране.

Но за совершивших «контрреволюционную вылазку» Малышева и Гришина взялись всерьез только спустя одиннадцать с половиной месяцев. Тут сказались, по-видимому, два фактора: убийство Кирова сразу же вменили в вину бывшим троцким и зиновьевым, и органы НКВД выкорчевывали прежде всего этих. И потом: где — петропавловские чекисты и где — олюторские зимовщики… Расстояния и погода у нас всегда удлиняли сроки, тем паче в тридцатые годы.

Распоряжение арестовать Малышева и Гришина и привлечь их к уголовной ответственности по статье 58-й, пункт 10 (антисоветская агитация и пропаганда) уголовного кодекса РСФСР поступило в Тиличики из Петропавловска в конце ноября 1935 г. До этого у обоих была отобрана подписка о невыезде с места жительства в связи с предстоящим в Апуке рассмотрением их дела Олюторско-Карагинским судом по другой статье — 59-й, пункт 1 (преступления против порядка управления).

В декабре 1935 г. материалы предварительного следствия поступили в областной центр, и туда же доставили одного из обвиняемых — Евгения Дмитриевича Гришина. С его подельником вышла заминка: пароход «Шатурстрой», на котором привезли нарядчика 5-й базы «Дальрыбопродукта» Гришина, на Вилинайскую (3-ю) базу не заходил. Поэтому следствие ограничилось пока Е. Д. Гришиным, 1914 года рождения, уроженцем г. Сызрань, беспартийным, с образованием пять классов, крестьянско-середняцкого происхождения.

В спецсводке по итогам расследования, проведенного Камчатским управлением НКВД, говорилось, что, нарисовав портрет тов. Ленина, Малышев принес его в барак общежития, «где присутствующие рабочие давали различные оценки художественному исполнению портрета», а Гришин, «воспользовавшись тем, что со стороны некоторых рабочих высказывались отрицательные мнения… предложил Малышеву использовать портрет тов. Ленина в качестве мишени». Тот согласился.

Малышев взял портрет, вынес его из помещения и прикрепил к доске (по другим документам — к дереву) в тридцати метрах от барака. Гришин принес заряженное ружье — дробовик (он только что возвратился с охоты). Согласно спецсводке, отправленной в Хабаровск, в Управление НКВД по Дальневосточному краю, «произведенная стрельба в портрет Ленина вызвала возмущение рабочих-зимовщиков», коих насчитывалось при данном инциденте около двадцати человек. Один из них, Яков Ильич Галактионов, как отмечалось потом на суде, с возмущением вырвал ружье у стрелявшего «и тем предотвратил дальнейшую его контрреволюционную вылазку».

Осудив проступок Малышева и Гришина, промком зимовщиков на том же заседании, состоявшемся спустя два дня после происшедшего, постановил: дело о них передать в следственные органы. Но, судя по всему, начальник Тиличикского морского контрольно-пропускного пункта допросил Малышева и Гришина лишь летом следующего 1935 г. Сообщение же о «контрреволюционной вылазке поступило в Петропавловск «с большим опозданием по причине продолжительного отсутствия связи… с Олюторским районом».

Следствие по делу Евгения Гришина было закончено 5 января 1936 г. «Расстрел портрета» он объяснял недомыслием и несознательностью. Однако в приговоре постоянной выездной сессии спецколлегии Дальневосточного краевого суда Камчатской области от 1 февраля мотив иной: «Обвиняемый виновным себя признает, но стремится перед судом свое контрреволюционное деяние смазать несоотвественной обстоятельствам дела ссылкой на отсутствие развлечений и скуку».

Спецколлегия в составе председателя Бобыкина, членов Широбокова и Малькова подвергла Евгения Гришина лишению свободы на три года с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях, без поражения прав, отметив при этом, что «описанные действия обвиняемого… происходили в тот момент, когда вся страна была возмущена злодейским убийством тов. Кирова, и представляют собой контрреволюционный акт вещественной противоправительственной агитации».

На 1 февраля 1936 г. официальные убийцы любимца большевистской партии Кирова (в народе — Мироныча) «троцкистско-зиновьевские бандиты» частично уже или сидели в лагерях, или распрощались с жизнью. Их портреты давно перестали красоваться в газетах и книгах, а тем паче в присутственных местах. Мелькали изображения Кирова, действующих соратников Сталина, но больше — его самого. Вот ежели бы молодые олюторские рабочие раздобыли где-нибудь портрет, а то и нарисовали бы «злейшего обер-шпиона» Троцкого, еще не шарахнутого ледорубом, и стали палить по нему — совсем другое дело. А тут — Ленин. Конечно, это не Сталин, но все же… Его шпионом и террористом (заодно с ленинскими друзьями-приятелями по Разливу и Великому Октябрю) тов. Сталин объявить не решился, скорее всего, из чисто практических соображений: понял, что одним своим именем ему врагов не одолеть…

В день Международной солидарности мирового пролетариата 1 мая 1936 г., когда на Камчатке проходили праздничные митинги и демонстрации, в Петропавловск прибыл по этапу рисовальщик Ленина — промрабочий 3-й базы Олюторского рыбокомбината Акционерного Камчатского общества Анатолий Алексеевич Малышев, 1913 года рождения, как и Гришин, уроженец Сызрани, беспартийный, образование — шесть групп, по социальному происхождению из рабочих, русский.

Обвинительное заключение по делу А. А. Малышева, составленное уполномоченным секретно-политического отделения областного управления НКВД Глебовым, позволяет дополнить картину «контрреволюционной вылазки» камчатских пролетариев в отношении своего вождя тов. Ленина. «Рабочий Каменщиков просил Малышева и Гришина не употреблять портрет тов. Ленина в качестве мишени, но Малышев и Гришин его просьбы не выполнили, и Гришин захватил заряженное им ружье, взял портрет, находившийся на койке рабочего Каменщикова, вместе с Малышевым вышли из общежития…»

Несколько недостающих штрихов находим мы в приговоре народного суда Петропавловского района от 14 сентября 1936 г. по делу Малышева: «12 декабря 1934 г., когда Олюторским районом, где работал на базе № 5 “Дальпродукта” Малышев, было получено сообщение о злодейском убийстве тов. Кирова, местные организации стали готовиться к проведению собрания, обвиняемый Малышев по заданию промкома, а также и по своей инициативе, изготовил к ленинским дням портрет Ленина, и так как к сказанному собранию не было других на базе портретов, то некоторые рабочие с нарисованного неправильно Малышевым портрета стали насмехаться. Видя это, он (Малышев) отложил портрет…» Далее антигероем дня становится Евгений Гришин, который «изъял этот портрет и вышел с ним на двор», где и произошла «контрреволюционная вылазка».

На основании материалов предварительного и судебного следствия и усматривая в действиях Малышева хулиганский поступок (в обвинительном заключении фигурировала статья 58-я, пункт 10), что и предусмотрено частью 2-й статьи 72-й Уголовного кодекса РСФСР, народный суд приговорил его к одному году двум месяцам тюрьмы с зачетом четырех месяцев предварительного заключения, а оставшийся срок — десять месяцев — заменил исправительно-трудовыми работами на общих основаниях.

Слушая приговор, Анатолий Малышев вряд ли знал, что его бывший подельник уже несколько месяцев как… находится на свободе. Его должны были освободить в начале июля 1936 г. по телеграфному распоряжению Дальлага за № 29382 от 20 июня, но это случилось раньше — 6 мая 1936 г. Постановление об изменении меры пресечения в отношении Е. Д. Гришина приняла спецколлегия Дальневосточного краевого суда на распорядительном заседании, состоявшемся 5 мая, с оговоркой — «на время кассационного срока».

20 мая 1936 г. краевой прокурор Чернин телеграфировал из Хабаровска областному прокурору Звереву: «Мотивы освобождению немедленно заключите под стражу протестуйте решение исполнение телеграфьте» (так в тексте. — В. П.). Зверев обратился с протестом в Камчатский областной суд. Он просил решение от 5 мая отменить и взять Гришина снова под стражу. И в тот же день отправил своему начальству телеграмму, в которой сообщал, что Гришина взяли, хотя на самом деле он продолжал оставаться на свободе.

25 июля 1936 г. судьбу «расстрельщика» портрета Ленина решала судебно-кассационная коллегия Дальневосточного краевого суда в г. Хабаровске. Коллегия оказалась в затруднительном положении: затребованное основное дело Е. Д. Гришина уничтожил тот, кто его вез, где-то на пути из Петропавловска во Владивосток на пароходе «Сучан» (так полагалось поступать с секретными документами при захвате или попытке захвата судна иностранным государством, а таковым в этом районе Мирового океана являлась Япония).

Тем не менее, было вынесено определение: ввиду невозможности проверить обоснованность приговора сессии спецколлегии по Камчатской области от 1 февраля 1936 г. в связи с утратой основного дела, отменить его «со стадии проведения предварительного следствия. Меру пресечения оставить ранее избранную — содержание под стражей».

23 ноября 1936 г. помощник оперуполномоченного секретно-политического отдела Камчатского областного управления НКВД сержант госбезопасности Глебов возобновил следственное производство по обвинению Гришина по статье 58-10. Но где же подследственный? По-прежнему на свободе. В конце ноября 1936 г. временно исполняющий дела областного прокурора Крупенин подписал постановление о его розыске. Искали в Петропавловске — не нашли. В феврале 1937 г. обнаружили в селе Коряки. Глебов заставил Гришина написать собственноручно подписку, что до разбора дела в судебном порядке никуда из Петропавловского района выезжать не будет и по первому же вызову судебно-следственных органов явится куда надо. Получив подписку, вероятно, успокоились: ведь адрес Гришина был не просто «Коряки», а «совхоз НКВД».

Как шло новое следствие, неизвестно. Известно лишь, что через одиннадцать (опять одиннадцать!) месяцев 23 октября 1937 г. тот же сержант госбезопасности Глебов составил постановление, в котором говорилось, что следствие по делу Гришина временно приостанавливается в связи с «объявлением его в розыск». Оказывается, вопреки данной органам подписке гражданин Гришин «после предложения о явке в Камчатское областное управление НКВД в таковое не явился и скрылся из пределов Петропавловского района». На том следы «расстрельщика» портрета тов. Ленина обрываются.

Трудно поверить в вопиющую халатность чекистов, особенно в 1937 г. В чем же дело? Почему парня, совершившего преступление, по тем временам весьма опасное, вездесущий политический сыск упустил? А может, попросту потерял к нему интерес?

Стоило ли с ним возиться? Это — опять снимать показания со свидетелей, живущих «у черта на куличиках» (да еще неизвестно, в Олюторском районе они или выехали на материк), вести долгую (из-за короткой навигации) переписку… А потом все возьмет и развалится! «Расстрельщик» наверняка начнет утверждать, что никакого портрета и не было — была, по существу, карикатура на вождя (вещественное доказательство уничтожено на «Сучане»). К тому же, кроме «расстрела», нечего и пришить — «других антисоветских проявлений со стороны Малышева и Гришина не установлено».

…Хотя ребята легко (не в духе эпохи) отделались, но страху, видимо, натерпелись. И не только они двое. В протоколе подготовительного заседания Камчатского областного суда от 29 января 1936 г. за № 4 значится: «Сообщить Камчатскому облпрофсовету о допущении со стороны председателя Олюторского райпромкома Хрущева в официальных актах контрреволюционного изложения о действиях обвиняемого Гришина. Просить облпрофсовет снять Хрущева с должности райпромкома. Копию акта, составленного Хрущевым, сообщит облпрофсовету».

Случай с портретом Ленина, без сомнения, подпортил карьеру олюторскому профдеятелю. Зато московский его однофамилец шел неуклонно в гору и не позволял себе шутить на политические темы, пока не залез на вершину власти. А когда залез, даже их портреты с товарищем Лениным стали порой в соседях, несмотря на то, что в середине тридцатых гневно клеймил его соратников из «троцкистско-зиновьевской банды врагов народа». Но о том уже никто не помнил, как и стихи пролетарского поэта Николая Полетаева:

Века… Так-то