Прошло уже много лет, как не стало этого человека. Но до сих пор я не могу забыть его — капитана дальнего плавания Павла Алексеевича Глинского. Впервые я увидел его будучи юношей весной 1945 г. В здании обкома партии состоялось общефлотское собрание. Как и положено, собрались плавсостав и работники управления АКОфлота. Меня поразила одежда моряков, особенно с учетом того, что люди в то время одевались очень просто. На улицах преобладали военные шинели и желтые американские ботинки с подковами и кожаными шнурками. Но эти находившиеся в зале люди просто поражали своим великолепием.

Надо сказать, что наши моряки, приходившие в начале войны в американские порты, отличались более чем скромным видом. Естественно, что долго с этим мириться было нельзя. Группа заслуженных капитанов — таких, как А. И. Щетинина — обратилась к властям с просьбой одеть и обуть их подобающим образом. И, хотя враг в тот период стоял у стен Сталинграда, государство смогло сделать это. Люди были снабжены всем необходимым.

Комсоставу, например, полагались бостоновые макинтош и прекрасный костюм черного или темно-синего цвета, с красивыми анодированными пуговицами и желтыми галунами на рукавах. Кроме них, выдавались по две сорочки: белые и цвета хаки, а также мичманка с двумя чехлами, белый шерстяной шарф, черный галстук, пара белья, выходные и рабочие ботинки, кожаные и вязаные перчатки. Полагалась и меховая канадка, а кожаная приобреталась за свой счет. Форменную одежду портные каждому моряку подогнали по фигуре. Красиво одевалась и судовая команда, правда, немного попроще. Помимо этого, в американских портах была установлена усиленная норма питания.

Находившиеся в вестибюле люди курили душистые сигареты «Кэмел». У некоторых во рту были прямые английские трубки — они дымили чудесным табаком «Принц Альберт». Один из моих приятелей, поплававший немногим больше меня, называл мне фамилии капитанов, старших механиков, помполитов и радистов. Среди моряков выделялся высокорослый, похожий на англичанина капитан Борис Николаевич Соколов. Он недавно привел из США находившийся там в ремонте пароход «Ительмен». В зале присутствовал и капитан дальнего плавания Карл Карлович Берг. Он был истинный скандинав, носил пышные моржовые усы пшеничного цвета и тоже имел высокий рост. А потом товарищ показал мне Павла Алексеевича Глинского. Этот русоволосый человек невысокого роста имел приятное выражение лица. Он был очень аккуратно одет, а на его костюме блестел знак капитана дальнего плавания.

Вскоре судьба меня вновь столкнула с Павлом Алексеевичем. Глубокой осенью 1945 г. я работал на паровом буксире «Кашалот». Мы задержались с выходом из Корсакова: в порту не было угля. На буксире «Кашалот» имел две двухсоттонные баржи. Ввиду безвыходного положения мы получили приказ следовать домой на буксире парохода «Коккинаки». Командовал им как раз Павел Алексеевич. Спустя некоторое время после выхода из Корсакова нас подхватил жестокий норд-вест. Баржи оторвало, а «Кашалот» стал игрушкой стихии — уголь на судне закончился. С наступлением рассвета Павел Алексеевич сумел взять нас на буксир. Эта операция была проведена мастерски. Такую подачу буксира надо было видеть! «Кашалот» благополучно отвели в бухту Ахомтен (ныне Русская).

В последующие годы я обратил внимание на то, как П. А. Глинский загружает свой лесовоз «Коккинаки». В то время суда перевозили много банкотары на рыбокомбинаты побережья. Переходы до Усть-Камчатска или до Озерной были сравнительно небольшими. Павел Алексеевич грузил банки до уровня ходового мостика. Сверху их укрывали трюмными брезентами. Более тяжелые крышки грузились во второй и третий трюмы, балластные танки заполнялись водой. Это обеспечивало судну хорошую остойчивость. Пользуясь этим методом, Глинский перевозил груза вдвое больше, чем традиционным способом — в трюмах.

Недавно я спросил у одного пенсионера, бывшего инспектора Регистра, инженера-кораблестроителя, его мнение о такой перевозке. Он мне ответил, что Глинский делал это очень грамотно.

Позже, будучи лоцманом, я обратил внимание на то, как грузили банку на один из камчатских лесовозов. Ее брали только в трюмы. Когда я рассказал капитану этого судна о методе Глинского, он мне ответил: «Зачем мудрить? Оплата за перевозку идет по обмерной, а вдруг да эту банку еще, не дай Бог, подмочишь? А так спокойнее, и голова не болит!»

В те годы электронавигационных приборов на судах не было. Любимым занятием штурманов в хорошую погоду было определение местоположения судна по небесным светилам способом английского капитана Сомнера. Частенько мы устраивали соревнования: кто быстрее определится. И, как правило, раньше всех это делал Павел Алексеевич. Это был на редкость одаренный судоводитель.

Старейший моряк Скаврунский Евгений Иванович вспоминал: «Я с Павлом Алексеевичем в 1943 г. ходил в Америку на “Коккинаки” на ремонт. Надо сказать, что плавание с таким капитаном было настоящим удовольствием. Всегда услышишь от него что-нибудь новое. Это был очень эрудированный человек, начитанный. Проходить азы штурманского дела надо было только у таких судоводителей. С каким искусством он управлял пароходом! Лоцманской службы во многих портах в то время еще не существовало. Чувство корабля у него было изумительное».

Все шло хорошо до 1953 г. В это время сменился начальник флота. Отношения у Павла Алексеевича с новым руководителем, что называется, «не сложились». Посыпались взыскания. Странно повел себя и Глинский: стал часто появляться «под хмельком». Его сняли с «Коккинаки», перевели на зверобойную шхуну «Белек» и послали на промысел в Пловерскую моторно-зверобойную станцию.

После возвращения с промысла Глинский оказался не у дел. Места во флоте ему не нашлось. Пришлось брать расчет и переезжать во Владивосток. Здесь он работал в Приморрыбпроме на поисковых СРТ уже в должности второго помощника капитана. Заходил Павел Алексеевич и в Петропавловск, встречался со старыми товарищами. Чувствовалось, что он морально надломлен. Причины этого никто из друзей понять не мог.

Вот что рассказывал мне капитан Алексей Андреевич Гринько. «Я работал с ним в Приморрыбпроме. Был он уже на маленьком трехсотсильном буксире типа “Маячный”. Разжаловался до третьего помощника капитана. Потом, правда, поднялся на этом же судне до старпома. Затем опять стал третьим помощником. А закрепиться так уже и не сумел». (Гринько работал с Глинским на пароходе «Якут» еще в 1934 г. Тогда Гринько был вторым помощником капитана, а Глинский после окончания техникума — штурманским учеником).

…Прошло несколько лет. Мы стояли в порту Ванкувер. К нашему причалу подошел траулер ТУРНИФа «Огонь». На нем тралмастером был Николай Артемьевич Томашевский. Встретившись со мной, он сообщил такую новость: «Ты знаешь, что недавно во Владивостоке от сердечного приступа скончался Павел Алексеевич Глинский». Нам обоим было страшно обидно, что такой одареннейший капитан и замечательный человек так плохо окончил свои дни. Мир праху твоему, Павел Алексеевич!