Дело было лет тридцать тому назад. Я работал лоцманом рыбного порта. В одно из дежурств получил указание от диспетчера взять пришедший из-за границы БМРТ Океанрыбфлота и поставить его к городскому холодильнику, на восьмой причал. БМРТ, прошедший таможенный досмотр и оформленный портовыми властями, стоял у колхозного причала в бухте Сероглазка.

Через час я на портовом буксире "Ударный" подходил к месту стоянки БМРТ. Команда стояла по швартовому расписанию, выбирала лишние швартовые концы. Был запущен и работал главный двигатель. Проходя на мостик, на ботдеке я встретил стаю собак, штук пятнадцать. Лай стоял оглушительный - это они так встречали незнакомого человека. Поздоровавшись с капитаном и поздравив его с благополучным возвращением в порт после длительного рейса, я не удержался и спросил:

- Как ты обзавелся такой троекуровской псарней?

- Да все очень просто. Когда вышли в море, то за воротами Авачинской губы обнаружили на борту двух собак. Оказались суки. Кто их привел на борт, узнать не удалось. А рейс был спаренный: в море пробыли девять месяцев. Суки ощенились. Экипаж хорошо питался, отходов с камбуза было много, да еще и вволю рыбы. Так что кормили собак, как на убой. Побросать щенят за борт рука не поднялась. При заходах в порты Новой Зеландии и Сингапур местные портовые власти категорически запретили оставлять их на берегу. Собак у них хватало и своих.

Из всей этой лающей своры выделялся огромный рыжий пес, очень упитанный, шерсть на нем так и блестела. И кличка у него была подходящая - "Рыжий".

В это время на причале появилась стая местных собак. Впереди бежала овчарка, а сзади нее штук десять кобелей. Картина привычная. Увидев стаю, Рыжий ринулся к трапу и спустя несколько мгновений оказался на берегу. Команда стала звать Рыжего на борт, но он не реагировал. Наконец, дали команду отдавать последние прижимные концы, буксиры начали отводить судно от причала. Между бортом судна и причалом уже стала ширина метров двадцать. Наконец, Рыжий понял, что творится что-то непонятное. Подбежав к месту стоянки, он обнаружил, что на судно он попасть не может. Надо было видеть его растерянность и отчаяние! Рыжий закрутился на причале и завыл. Если бы можно было перевести этот вой и лай на человеческий язык, то это, наверное, звучало бы так: "Что же вы меня бросили, предатели! Сами куда-то уходите, а я оставайся!"

- Ну вот, от одного избавились. Уже легче, - сказал капитан.

Но самое удивительное произошло через час, когда мы подошли к восьмому причалу, и буксиры нас стали прижимать к месту стоянки. Последовала команда подавать на берег швартовые концы. Полетели на берег выброски. И в это время от проходной метнулся наш Рыжий и, как молния, стремительно пробежав метров сто и ухватив зубами выброску, стал помогать швартовщикам. Те развеселились и крикнули бригадиру: "Включай Рыжего в бригаду!"

Через несколько минут судно стояло у причала, швартовые концы были обтянуты. Рыжий крутился у трапа. Капитан дал команду вахтенному матросу приспустить парадный трап: "Пусть этот гуляка идет на борт!"

Пришло время удивляться нам с капитаном. Как Рыжий мог определить место нашей швартовки, ведь собака не могла же позвонить по телефону в диспетчерскую? Да и в нашем порту он был в первый раз.

После окончания швартовки я ушел с борта проводить другие суда. Как капитан в дальнейшем избавлялся от этих собак, я не знаю.