Начальник радиостанции появился на мостике в начале шестого вечера. Старпом Шпульников в этот момент находился на левом крыле мостика, примостившись на складном деревянном стульчике, настолько простым, что его и стулом можно было назвать с большой натяжкой. Перед старпомом лежал бинокль, который он время от времени прикладывал к глазам, и внимательно, по-хозяйски, осматривал уходящие за горизонт океанские просторы. Четвертый помощник капитана Василий Олейник на таком же стульчике примостился в противоположном крыле, держа в поле зрения часть океана, справа от судна. На правом траверзе, выражаясь по-морскому. Третьим на мостике был матрос-рулевой Петр Зиганшин, контролирующий работу своего помощника - "автопилота". К счастью, океан был тих, выглядел миролюбиво, и никаких препятствий следующей в район промысла базе не чинил. Все трое дружно повернулись в сторону "маркони", уделив первоочередное внимание не столько ему лично, сколько белевшему листку радиограммы в его руке. Каждый про себя с тихой надеждой подумал, что свернутый трубочкой листок - теплая весточка из дома, предназначенная именно ему. "Маркони" направился к старпому, и почему-то с видом не радужным, не с улыбкой, а серьезным. Шпульников насторожился, уж не случилось ли чего дома?

"Маркони" словно угадал беспокойство старпома, и, не дожидаясь, пока Шпульников развернет листок, всматриваясь в содержание, поведал:

- Индонезийский сухогруз просит помощи, Виктор Алексееич. Чэпэ у них, кому-то руку оторвало.

Шпульников в одно мгновение прочел содержание, вначале молча, потом вполголоса, будто такое чтение способствовало лучшему и быстрому запоминанию.

"Я борт Прима Муси зпт прошу откликнуться все суда зпт имеющие на борту врача зпт желательно хирурга тчк необходима срочная операция матросу тяжелой травмой руки тчк мои координаты зпт позывные…"

Шпульников протянул листок помощнику.

- Это недалеко от нас. Определи точное место, прикинь с нашими координатами. Петр, - второе распоряжение адресовалось рулевому, - вызывай на мостик главврача и переводчика.

Матрос метнулся к спикеру, нажимая нужные кнопки, спросил:

- Рычку или Медведева?

На "Востоке" было два переводчика - "испанка" Татьяна Рычка, по совместительству судовой библиотекарь, и "англичанин" Александр Медведев, он же матрос консервного цеха. Зиганшин догадывался, что в данной ситуации уместней вызывать Медведева, ибо испанский язык на флоте не столь популярен и распространен по сравнению с английским, но смущало то, что и сам старпом, и четвертый штурман неплохо владели английским, и могли бы сами пообщаться с панамскими коллегами напрямую, без переводчика.

- Медведева, - уточнил старпом, и пояснил: - В медицинских консультациях нужна особая точность, тут любая ошибка, любое непонимание может отправить человека на тот свет.

Через секунду по судну неслось:

- Внимание экипажа! Главврачу Воробьеву и матросу-переводчику Медведеву срочно прибыть на мостик! Повторяю…

Положил спикер на место, удивленно развел руками:

- У них что, никакого врача нет? Вот жмоты, хотя бы ветеринара возили с собой, и то спокойней плавали бы.

Рулевой исходил из сравнения со своим "Востоком", медицинский пункт которого не уступал некоторым береговым больницам - кроме главврача хирурга Медведева в штате медперсонала базы находились два терапевта, стоматолог, гинеколог и две медсестры. Про лекарства и аппаратуру вообще речи нет, все на высшем уровне. А если к этому прибавить лечебно-оздоровительный центр с сауной, со всевозможными процедурами, массажами и целительными ваннами, то можно спокойно бороздить моря-океаны хоть целый год, и ни о каких болячках не думать. Но лучше, конечно, вообще не болеть, и ни к каким эскулапам в руки не попадать. Ни к судовым, ни к береговым. Ни к хорошим, ни к плохим.

Вопрос рулевого остался без ответа. Олейник уже прокладывал кратчайший курс к "индонезийцу", уверенный, что востоковцы не оставят коллег в беде, а старпом с серьезным лицом крутил диск телефона. Нетрудно было догадаться, что звонок адресовался капитану. Не технологу же хочет сообщить старший помощник о сигнале SOS. Или механику-наладчику.

- Старпом на связи, Яков Леонидович, - докладывал через полминуты Шпульников. - Только что получена радиограмма с борта индонезийского сухогруза, просят оказать медицинскую помощь. Матрос серьезно травмировал руку, требуется операция. Да, уже вызвал, переводчика и главврача. Через пару минут выясним, что там у них произошло. Все ясно.

Шпульников положил трубку, повернулся к помощнику.

- Капитан сейчас поднимется на мостик. Ну что, мореход, определился с координатами?

Василий закивал белобрысой головой, ткнул карандашом в карту.

- Это мы, - карандаш переместился немного вниз. - А это они. Расстояние - тридцать пять миль. Примерно час хода, если идти навстречу друг другу. Курс - сто двадцать шесть градусов.

Рулевой машинально зыркнул на компас, настраиваясь исполнить команду о переходе на новый курс. Но Шпульников молчал, такое распоряжение мог дать только капитан, в эту минуту уже поднимавшийся на мостик.

Однако первым на мостике появился главврач Воробьев, хотя его каюта находилась на одну палубу ниже каюты капитана. Внешне Воробьев походил на "качка", немного располневшего с возрастом, но подвижности не утратившего. Широкоплечий, короткая бычья шея, руки толщиной в приличное дерево, пудовые кулаки, с которыми хирургический скальпель никак не ассоциировался. Не хирург, а портовый грузчик. Докер, как их сейчас называют. Амбал, как величали раньше. Лицом, правда, интеллигентный - аккуратно подстриженная бородка, короткая стрижка, лучистый живой взгляд. Уверенный в себе взгляд, что для данной ситуации весьма кстати. Вполне возможно, что именно ему на ближайшие часы выпадет одна из самых значимых и ответственных ролей, ибо телеграммами SOS просто так не разбрасываются, а поблизости вообще нет никаких судов, и никаких хирургов, кроме Воробьева. Так что, Федорович, не подведи.

- Добрый день! - бодро молвил Воробьев, и в продолжение приветствия блеснул догадливостью. - Кому там понадобилась консультация доктора, в каком океане?

Старпом вместо ответа протянул радиограмму. Воробьев пробежался по тексту, посерьезнел. Возвращая листок, спросил:

- С индонезийцами уже говорили?

- Нет, ждем переводчика.

Про капитана Шпульников не упомянул. Собственно, личное присутствие Полякова при разговоре было совсем необязательным, капитану достаточно узнать точную обстановку, и уже потом принять решение. Похоже, тоже не исключал, что общение с иностранными коллегами ограничится консультацией. Откровенно говоря, Поляков надеялся на это, думал, что с потерпевшим все нормально, и операции удастся избежать. На худой конец, снабдят индонезийцев лекарствами, медикаментами, и на всех парах последуют дальше своим курсом. По пути на промысел каждый час дорог, ведь рыбная путина скоротечна и ждать не станет, а какой смысл чапать целый месяц по нескольким морям-океанам, чтобы прийти к шапочному разбору.

Однако первая же информация с сухогруза развеяла слабые надежды, подтвердив самые мрачные предположения. Показалось, что переводчик побледнел, услышав панамцев. Повернулся к доктору, обрисовывая ситуацию.

- Матросу циркуляркой располосовало левую руку, порезаны вены, сухожилия. Рука держится на одних костях… Сильное кровотечение, перевязка не помогает… Без операции долго не протянет, истечет кровью…

Доктор вместо ответа повернулся всем телом в сторону Полякова, поскольку толстая шея не давала повернуть голову. Тот выразительный взгляд понял сразу, бросил негромко:

- Меняйте курс. Передайте, что идем к ним, сообщите наши координаты, пусть идут навстречу. Сколько до них хода?

- Ложимся на сто двадцать шесть градусов! - распорядился старпом, и повторил недавние расчеты четвертого штурмана: - Чуть больше часа, а если они пойдут крейсерским ходом, то и того меньше. Минут через сорок пять встретимся.

Поляков перевел взгляд на доктора. Твое, мол, слово, теперь ты говори с панамцами, учи уму-разуму. А сам взял лист бумаги со столика, стал что-то писать. Воробьев на полшага приблизился к переводчику.

- Скажи, что вместо перевязки надо наложить резиновый жгут. Как ничего нет? Пусть из подручных материалов что-нибудь найдут! Резиновую трубку какую-нибудь, ремни пусть из штанов вынут! Нашли? Ну вот. Жгут надо наложить немного выше места кровотечения, как можно ближе к ране, это место вначале пусть обернут полотенцем или наложат несколько слоев бинта. Сделали? Молодцы. Теперь пусть растянут жгут, и делают два-три оборота вокруг руки по полотенцу. Сделали? Так, теперь пусть закрепляют концы жгута, скажи проще, пусть затянут узлом. А то пока поймут, пока приловчатся, время уйдет. Пусть тянут накрепко, до полной остановки кровотечения. Замедлилось? Остановилось? Ну вот. Пусть не переживают, за час с рукой ничего не случится, не омертвеет, не отвалится. Скажи еще, чтобы руку закрепили в приподнятом положении, это тоже помогает замедлить кровотечение. Немного кровоточит? Ничего, успеем. Пусть пальцами прижимают поврежденные сосуды, это тоже помогает. Крепко пусть жмут, изо всех сил.

Медведев все указания передал из слова в слово.

- Спроси, какая у него группа крови, - продолжал доктор, и, развевая сомнения по этому поводу, предположил: - Должны же у них быть медицинские книжки.

К счастью, медицинская книжка у индонезийца была. Группа крови оказалась третья, не редкая. На "Востоке" с такой группой найдется пара сотен человек, не меньше, так что с донорами проблем не будет. Дай бог, чтобы к моменту швартовки индонезиец не подвел, не обескровился, сохранил в себе хотя бы пару литров.

Воробьев постоял еще с полминуты, выслушал вместе с вахтенными слова благодарности индонезийцев, заметно ободрившихся, и решил:

- Пойду готовиться к операции. Виктор Алексеевич, когда будете объявлять о швартовке, попросите моряков с третьей группой крови оказать помощь пострадавшему. Операция предстоит сложная, крови много понадобится.

Шпульников кивнул головой, не отрывая глаз от медленно двигающейся по компасу стрелке. Прошло не менее минуты, пока стрелка остановилась на цифре 126. Зиганшин снова переключился на "автопилот", доложил:

- На румбе 126 градусов!

- Так держать, - бросил Шпульников, и, не боясь обидеть матроса недоверием, глянул на компас, лично убедившись в правильности взятого курса. Ответственный случай, тут даже небольшая ошибка может стоить индонезийцу жизни. Убедившись, распорядился: - Объяви по внешней связи: боцману Литвиненко и мастеру Ольховскому позвонить на мостик.

Старпом уже начинал готовиться к встрече с сухогрузом, не откладывая подготовку к ответственной и непростой операции, коей является океанская швартовка, на последние полчаса. К моменту встречи швартовые команды должны быть в полной готовности, и находиться на штатных местах. Поляков решил, что подготовка к встрече идет должным образом, и ему на мостике делать нечего. По крайней мере, в ближайший час. Прежде чем уйти, протянул начальнику рации исписанный от руки листок.

- Отправь срочно на берег.

Это был текст радиограммы, о содержании которой догадывался даже малоопытный в таких делах рулевой. Капитан-директор "Востока" информировал судовладельца о смене курса, о причине, побудившей принять такое решение, о примерном месте встречи с сухогрузом, и о примерной задержке. Таковы правила мореплавания, от них никуда не уйдешь. К тому же "Восток" находится в печально знаменитом Малаккском проливе, где полным полно морских разбойников, а это накладывает дополнительные требования. Недаром капитан сказал: "отправь срочно". На память пришел фильм "Пираты ХХ века", виденный сто раз, и Зиганшин ощутил легкое волнение. А что, если вообще нет никакого травмированного матроса, нет никакого панамского сухогруза, а под его прикрытием орудует шайка морских бандитов? Что, если бандиты узнали про "Восток", выследили в укромном местечке, и заманивают в ловушку? Дело к вечеру, в этом районе ночь накрывает океан быстро, к тому же поблизости нет других судов… Почему бы бандитам не использовать подходящий случай? Непонятно, правда, зачем им понадобилась рыбопромысловая база, на борту которой нет ничего ценного, кроме пятнадцати тысяч тонн солярки, нескольких тысяч тонн оливкового масла и прочего снабжения. Маловероятно, правда, что такая ценность привлекательна для грабителей. Что еще? Продукты? Даже несерьезно. Может, надеются разбогатеть за счет содержимого капитанского сейфа? Тоже вряд ли. Никто из востоковцев не знает этого содержимого, но смело можно утверждать, что для пиратов там нет ничего интересного. Денег для экипажа там нет, это точно, валюта будет через четыре месяца, когда запланирован первый заход на отдых в инпорт. Да и то какая там валюта, на сувениры да на пиво. Мелочь. Может, пираты пронюхали про цветной металл? Петр напрягся. Пожалуй, это довод. Жесть, предназначенная для консервных банок, из которой жестяно-баночный цех во второй день после выхода в море начал штамповать банки, такая жесть стоит приличных бабок, тем более в Юго-Восточной Азии, где металлу знают цену. Почему бы нет?

Петр посмотрел на старпома, на четвертого штурмана, и по их спокойствию понял, что они ни о чем не догадываются, и ни о каких пиратах не помышляют. А зря. Может, предупредить? Аккуратно, вроде в шутку упомянуть про неспокойный район, чтобы не посчитали трусом, и не приняли шутку за бестактность. Однако весомых слов не находилось, к тому же офицеры были заняты своим делом, старпом по телефону давал указания боцману, а Олейник не поднимал головы от карты. Петр решил воздержаться от изложения своих тонких наблюдений. В конце концов, старпом бывал в этих краях десятки раз, и обстановку знает во много раз лучше Зиганшина. Жаль, нет возможности отлучиться с мостика, пообщаться с друзьями-матросами, с ними можно было бы поделиться догадками, блеснуть интуицией, и, если уж на то пошло, даже выработать план отражения пиратского нападения на "Восток"… Почему бы нет? Неспроста ведь утверждается, что в жизни всегда есть место подвигам.