Дверь открылась одновременно с коротким стуком, не предоставив хозяину кабинета возможности хотя бы буркнуть что-то в ответ. Единственное, что успел определить полковник, так это личность визитера, поскольку среди всех сотрудников отдела бесцеремонной наглостью врываться в кабинет к начальству обладал только майор Днестровский. Точно, он самый.

Акимчук оторвался от бумаг, поднял голову. Подчиненный был явно не в духе. Злой, взъерошенный, взгляд ершистый, потупленный. Кажется, Днестровский был чем-то или кем-то сильно рассержен, и пребывал то ли в гневе, то ли в растерянности. С чего бы это, интересно? Наблюдая за шагавшим к столу майором, Павел Юрьевич среди нескольких первых мыслей, всплеснувшихся в голове при виде подчиненного, остановился на одной, самой логичной и самой желанной: майор Днестровский столкнулся с какими-то трудноразрешимыми проблемами. Невеселый вывод отозвался в груди потаенной радостью, ведь в последние дни Днестровский занимался исключительно трагедией в порту, а каждая новость по этому делу, ставшая известной полковнику и переданная им куда следует, превращалась в звонкую монету. Никифор не обманул, не подвел, не "кинул", и мало того, что все обещанные "бабки" вручил вовремя, в точности и в сохранности, так еще пообещал накидывать звонкую сумму за каждую новость по портовому делу. Удрученный вид майора подсказывал, что такая новость появилась.

Полковник проследил, как Днестровский опустился на стул, спросил строго:

- Ты себя в зеркало видел? На тебе лица нет. Что стряслось?

Днестровский с тяжелым вздохом уставился на холодильник. Или на часы, висевшие немного выше на стене. Можно было подумать, что майора с самого утра мучила жажда, доведя до убийственного состояния. Акимчук тоже глянул на часы, отметил, что до конца работы осталось всего ничего, и красноречивый взгляд подчиненного растолковал как намек. Пожалуй, можно расслабиться, а заодно привести сотрудника в боевое состояние. С таким лицом его опасно выпускать в коридор, напугает еще кого. Акимчук встал, молча шагнул к холодильнику. Открывая дверцу, услышал:

- Зря мы старались, Павел Юрьевич, он отказался. Все коту под хвост… А я ему верил, мудаку. Как себе самому верил, представляете? На кой хрен приезжал, на кой хрен трепался, помочь обещал? Обнадежил только, мудак косопузый.

Павел Юрьевич замер. Речь шла, как он понял, о рязанском детективе, на которого Анатолий возлагал главную надежду в "востоковской" операции. Значит, рязанец отказался… Пожалуй, такая новость Никифору понравится, новость получит должную оценку. Павел Юрьевич звякнул бутылкой.

- Кто отказался? Рязанец, что ли?

- Он самый, - буркнул Анатолий. Появление на столе прохладной и, что самое главное, почти полной бутылки встретил равнодушно, будто не заметил. - При вас же обещал, Павел Юрьевич, а чуть до дела дошло - хвост поджал и в кусты. А мы как же теперь? Я ведь уже туда постучался…

Анатолий показал пальцем наверх, в потолок. Акимчук проследил за его взглядом, успев при этом свинтить пробку. Наполнил стаканы, и вместо тоста сделал внушение.

- Куда спешил, майор? Почему не проинформировал? Кто тебе позволил прыгать через мою седую голову?

Днестровский нехотя поднял стакан. Не глядя на рассерженного начальника, вяло возразил:

- Вы же сами дали мне карт-бланш, Павел Юрьевич. Сами сказали, что дело в моем полном распоряжении, что в случае проблем и вопросов могу обращаться хоть к министру. Забыли?

Акимчук замер со стаканом у рта, вспоминая опрометчивое обещание. Вспомнил, кивнул на стол:

- Давай тяпнем, пока никто не приперся. Потом поговорим.

Закуски почти не было, не считая нескольких кружочков колбасы, нарезанных так тонко, словно по ниточке, и миниатюрного пакетика с арахисовыми орешками. Видимо, хозяин кабинета считал, что водруженная на столе закуска противоречит конспирации. Дослужился до начальника райотдела, а от страха так и не избавился. И кого боится, неизвестно. Из ГУВД просто так, без звонка, никто не приедет, сотрудники тоже просто так не придут, а если кому понадобится попасть в кабинет к начальнику, то постучат десять раз, прежде чем переступят порог. За это время можно спокойно убрать со стола весь компромат. Анатолий выудил из пакетика два орешка, отметил про себя, что из-за косопузого мудака ко всем стал относиться с необоснованным предубеждением, даже к любимому начальнику. Неблагодарный ты человек, Днестровский. Начальник бутылку на стол водрузил, утешить норовит чуть ли не по-отечески, а ты негатив выискиваешь. Хорошо хоть в мыслях, не вслух.

- Ваше здоровье, Павел Юрьевич.

- Спасибо. - Павел Юрьевич терпеливо подождал, когда подчиненный последует его примеру, после чего накрыл пустые стаканы газетой, и поучительно заметил: - Свое распоряжение я помню, все дарованные тебе права тоже помню, но ты же не пацан, Анатолий, должен понимать, что перед обращением "наверх" в любом случае надо ставить меня в известность. Мне не нужны подробные детали операции, это твоя прерогатива, тут ты действительно король, но хотя бы общей информацией, согласись, я обладать должен. Мало ли, вдруг завтра "наверху" проявят интерес к расследованию, спросят меня, а я ни бум-бум. Каково? Получится, что начальник РОВД не знает, чем занимаются его подчиненные, а если так, то не пора ли ему на пенсию? Согласен?

Анатолий виновато склонил голову.

- Виноват, Павел Юрьевич. Больше такого не повторится.

Акимчук миролюбиво махнул рукой.

- Ладно, проехали. - Маскировочная газета переместилась на противоположную часть стола, обнажив посуду. - Давай еще по одной. Значит, твой рязанский друг рванул в кусты?

Анатолий скривился, словно от боли. После согревающей стопки вопрос начальника показался особенно болезненным, вернув к мрачной реальности.

- Отказался, мудила. Только что звонил.

Полковник укоризненно покачал головой, демонстрируя неодобрение таким вероломством, вслух ничего не сказал, молча опорожнил стопку. Крякнул, обнадежил:

- Может, одумается? Не пацан же, понимает ведь, что подготовка к операции строится на его согласии, что на его имя готовятся документы. Зачем тогда обещал? Что сказал то?

- Сказал, что начальство не разрешает участвовать в иностранном деле. Представляете, Павел Юрьевич? Какое иностранное, если наши министерства давно договорились о содействии друг другу в борьбе с преступностью? Они - нам, мы - им. Испугался, наверное, потому и пошел на попятную. Так бы сразу и сказал, не мутил воду. Кто его за язык тянул? На свадьбу приглашает… Вспомнил, мудак. Надо что-то делать, Павел Юрьевич, что-то придумывать. Или готовить человека вместо косопузого, или переговорить с капитаном "Востока", может, в экипаже найдется ушлый малый, проследит за обстановкой. Других вариантов не вижу.

Акимчук вздохнул. Коротко, тяжко, будто отрыгнул. Взялся за бутылку, пошутил:

- Если не видишь, заглянем в бутылку. Истина на дне, как говорят мудрые люди. А может, плюнуть на эту базу, махнуть рукой, и пусть плывет сама по себе, железяка хренова. А? Пока дело не заведено, потом поздно задний ход давать.

Днестровский удивленно уставился на начальника, про задний ход он не думал, даже мысли не допускал. Как допустишь, если по факту гибели водолаза возбуждено уголовное дело, хочешь, не хочешь, а придется идти до конца. Можно, конечно, спустить дело на тормозах, обставить как нелепую трагическую случайность, на худой конец, привлечь к административной ответственности портовую службу за допущенную халатность, и сдать материалы в архив. Другими словами, расписаться в собственном бессилии, и успокоиться. Вначале в этом деле, потом в другом, а потом, как сказал полковник, и на пенсию пора. Только рано еще на пенсию, вот в чем загвоздка.

Днестровский упрямо тряхнул головой.

- Нет, Павел Юрьевич, что угодно, только не реверс! Отступать ни в коем случае нельзя, я не косопузый, чтобы бросать дело на перепутье. Время еще есть, что-нибудь придумаем.

Павел Юрьевич в знак согласия наполнил стаканы. Но предупредил:

- Держи меня в курсе дела. Понял?

- Понял.

Гостеприимство начальника улучшало догадливость, жаль, настроение не поднималось, виной чему являлся недавний разговор с Вадимом. Если бы не его отказ, то момент с завершением рабочего дня вообще получился бы классным. Пожалуй, можно было бы наведаться в магазин за вторым пузырем, прикупить закуски, накрыть стол как полагается, и потолковать не только о работе, о нескончаемых проблемах, а о житье-бытье, о последних новостях, о футболе… Имеют же они право хоть однажды в месяц расслабиться после работы, почувствовать себя обычными нормальными людьми? Имеют. Запросто могли бы завалиться в бар на противоположной стороне улицы, а не порочить выпивкой рабочее место, не наполнять кабинет начальника компрометирующими запахами. Могли бы, и Анатолий непременно пригласил бы начальника в бар, если бы не этот гребаный рязанский "гений". Все настроение испортил, мудила. Супермена из себя строил, а перед женщиной не устоял, на поводу у бабы пошел. Слизняк. Свадьба у него, видите ли. И женись на здоровье, кто тебе не дает, можно подумать, что на "Восток" не пускают женатых мужиков.

- Ну, вздрогнули!

От требовательного призыва над ухом действительно можно было вздрогнуть. Пить не хотелось, но выпить надо. Мало того, что сам кислый, так еще начальнику настроение испортишь. Фу, слава богу, прошла хорошо, нигде не задержалась. Плохо, закуска слабовата.

- Что ты там насчет дублера говорил?

Днестровский приподнял голову, не понимая, о каком дублере идет речь. Не запьянел ли, блин.

- Какого дублера?

- Сам же сказал, что на "Восток" вместо рязанца надо кого-то посылать. Присмотрел, кого именно?

А-а, вон о ком речь. Днестровский вяло качнул головой.

- Нет, не наметил. С нашими бесполезно затеваться, их на "Востоке" в два счета раскусят. А вот со сварщиком, с Дзюбенко, можно поговорить, он сможет помочь.

Полковник наморщил лоб.

- Который перед выходом в море в больницу угодил? Он что, в рейс собирается?

- Конечно. Моряки не могут долго находиться на берегу, их тут укачивает. Состояние парня нормальное, скоро выпишется, месячишко в санатории поваляется, и поплывет вдогонку за корешами. Я слышал, на базу будут досылать пятнадцать человек, самолетом через Находку. Перед началом промысла "Восток" будет туда заходить, возьмет на борт российских наблюдателей и инспекторов, а заодно захватит прилетевших из Одессы моряков.

Павел Юрьевич вспомнил рязанского сыщика, с уважением подумал, что не зря Ковалев советовал обратиться к руководству "Антарктики" по поводу списания с базы нескольких членов экипажа. Надо признать, рязанец правильно рассчитал, тонко, среди пятнадцати человек действительно нетрудно внедрить кого-то из своих.

- А чем он поможет, этот сварщик?

Днестровский пожал плечами, не понимая, чем идея со сварщиком так сильно заинтересовала полковника. Тем более, пока нет никакой идеи, а есть всего-навсего неуверенное предположение, слабое соображение, больше похожее на стремление хоть как-то ослабить нанесенный рязанским детективом удар. Саданул прямо поддых, мудак, дай бог в себя прийти. Выбил почву из-под ног. Тоже мне, кореш.

- Ничем, - со вздохом признал Анатолий. - Вы правы, Павел Юрьевич, пожалуй, никого из экипажа в дело лучше не посвящать. Так спокойней. Шут его знает, как себя поведет тот же сварщик, кем себя вообразит, получив задание. Может, в грудь себя начнет бить, на каждом углу кричать, что он Джеймс Бонд. С моряками лучше не связываться.

Павел Юрьевич не отставал.

- А с кем же тогда связываться, кого звать на помощь? Своих сотрудников нельзя, моряков тем более нельзя… Кого? Людей с улицы?

Днестровский усмехнулся. В голове мелькнула шальная мысль о завсегдатаях пивных заведений, и если уж следовать совету полковника, и искать людей на улице, то выпивох надо в первую очередь включить в число кандидатов на роль Бонда. Этим парням все нипочем. Пожалуй, надо предложить начальнику такой вариант, пусть посмеется, а то чересчур болезненно воспринял подаренную рязанцем проблему, даже на бутылку раскололся. С чего бы это, кстати? То, что проявляет интерес к делу, это понятно, это положено по штату, но почему вдруг стал так остро переживать, почему норовит детально вникнуть в следствие, если с самого первого дня отмахивался от инициативы Днестровского руками и ногами? В штыки воспринимал, до самого последнего момента сомневался в целесообразности заводить дело, и вот сейчас, когда авантюрную задумку можно запросто положить под сукно, вдруг загорелся идеей продолжить расследование. Или Днестровский что-то не так понимает, что-то недомысливает? Надо проверить.

Анатолий усмехнулся.

- Есть еще один вариант, Павел Юрьевич… Спустить дело на тормозах, оформить как несчастный случай, и забыть.

Павел Юрьевич переместился взглядом с бутылки на помощника. Он был откровенно удивлен странным решением, и одновременно не понимал, почему бутылка так быстро опустела, и какие действия в связи с этим следовало предпринять. Впрочем, так только казалось, а на самом деле Павел Юрьевич лихорадочно прикидывал все плюсы и минусы, могущие появиться из отказа от дела. С одной стороны, такая информация обещала солидные дивиденды, Никифор на радостях наверняка не поскупится на весомый гонорар, но на этом их общение закончится, и прибыльный "бизнес" в одночасье иссякнет. А этого не хотелось бы, хотелось бы повторения встреч, продолжения "востоковской" эпопеи, новых пухлых конвертов… Днестровский, мудак, рушит сверхприбыльное дело, и даже не морщится. Даже глазом не моргнет, а еще на друга обижается. На себя посмотрел бы, мудила, в свое нутро заглянул бы.

Павел Юрьевич нахмурился.

- Ты что, серьезно? На кой хрен тогда затевался, людей баламутил? Что наверху подумают?

Павел Юрьевич ткнул пальцем в потолок. Верхам никогда не нравились шараханья подчиненных из стороны в сторону, тем более с такой потрясающей амплитудой. А они вообще перешли все грани нахальства, вначале запросили добро на возбуждение дела по "Востоку", а едва получили, тут же отработали полный назад. Космические перегрузки, от таких у кого хочешь глаза сузятся. От возмущения.

Днестровский тоже повел глазами на пустую тару, отметил, что на этот раз начальник, потеряв бдительность, не прикрыл газетой стаканы. Расхрабрился от выпитого, похоже. А вот перед высоким начальством тушуется, слишком уж почтительно тычет пальцем наверх. Анатолий махнул рукой.

- Пусть думают, что хотят. Что нам бояться, Павел Юрьевич? Начальство только обрадуется такому решению, вот увидите. Скажут: баба с возу - кобыле легче. И потом, никаких официальных бумаг наверх я не подавал, с заявлениями никуда не обращался, сделал только один звонок в управление, высказал свои соображения, и все. По сути, нет никакого дела, есть всего лишь обычное расследование трагического случая, и все. Можно подумать, мы развалили дело государственной важности.

Акимчук еще несколько секунд пялился на бутылку, о чем-то размышляя. Уж не о продолжении ли банкета? Нет, о работе. О завершающем аккорде, если убирает посуду.

- Ладно, смотри сам. Сам поднял бучу, сам расхлебывай. Но в любом случае придай следствию логическое завершение, мало ли, вдруг прокуратура заинтересуется.

- Само собой, - Днестровский посмотрел на пустой стол, и хотя пить не хотелось, на всякий случай неуверенно предложил: - Может, еще по стопочке, на посошок? В баре.

Однако начальник "умное" предложение отверг. Заявил категорически:

- Хорошего понемножку. Будет повод, обязательно повторим. А пока, пан майор, ноги в руки, и короткими перебежками по домам.

Пана майора несогласие начальника не огорчило и не опечалило. Посидели немного, отвлеклись малость, расслабились, и будя. Как сказал Гвадалахар Неру - все хорошо в меру. Главное, косопузый мудак Ковалев вспоминается без зла и раздражения, как несколько минут назад после звонка. И то польза.