Пусть всю жизнь мучается от бессонницы тот, кто однажды от лености своей или от черствости души вовремя не доставил в рыбацкую семью весточку с моря.

Сейнер «Громовой» возвращался из Охотоморской экспедиции. Прижимистый стармех на этот раз не скупился на обороты. Клапаны главного двигателя устроили такой бешеный перепляс, что, казалось, вот-вот разнесет машинное отделение. Мелкой дрожью отдавался он в корпусе судна.

И-ду до-мой, спе-шу до-мой, — выговаривала каждая переборка.

Вот уже на колхозном причале обозначилась толпа людей. Пауль нетерпеливо поднес к глазам бинокль Долго всматривался. Он всегда быстро отличал ее среди других, даже на расстоянии.

Приходилось ли вам видеть свежеобмолоченные копны вызревшей пшеницы на рассвете? Выглянет солнце, подожжет росу — вся копна загорается ярким оранжево-золотистым костром. Но высушат первые лучи росу, и костер гаснет, а копна становится какой-то прозрачной. Кажется, каждая соломинка просвечивается. Вот такие волосы и у Хильды. По ним да по высокой прическе и отыскивал всегда Пауль среди встречающих свою Хильду. А сейчас напрасно он протирал линзы бинокля. Хильды на причале не было.

Не оказалось ее и на берегу… «Ведь послал же радиограмму…» — недоумевал Пауль. Смешанное чувство обиды и глубокой тревоги охватило капитана.

Не успел сейнер прижаться к стенке причала, как огрубевшие руки моряков жадно потянулись за борт, подхватывали разряженных по этому случаю ребятишек и подбрасывали в воздух.

На митинге, состоявшемся тут же, на палубе, отмечались заслуги рыбаков «Громобоя». Они первыми в области, еще в июне, выполнили годовой план — взяли 30 тысяч центнеров.

И вот новая страница в истории колхоза: впервые добыча рыбы океанским сейнером перевалила за 40 тысяч центнеров. И секретарь горкома партии, и секретарь обкома комсомола, другие выступающие старались подчеркнуть заслугу молодого капитана.

Пауль стоял в тесном людском кольце. Но все, что говорили о нем, о его экипаже, доходило до него бессвязно, отрывочно. То и дело он посматривал через плечи людей туда, на берег. Вот-вот из-за угла механической мастерской появится Хильда. Должна же она появиться!

Как только встречающие разошлись, Пауль кинулся в колхозную диспетчерскую. Набрал номер ее рабочего телефона. Услышал голос:

— Слушаю, слушаю…

Он дышал в трубку и молчал. Молчал и гладил телефонный аппарат.

— Почему молчите?

— Это я, Хильда.

— Пауль? Ты вернулся?… Почему не известил?

— Что, что? Я не известил?!

Рыбацкие жены… Как часто пишут о моряках и рыбаках, прославляют суровую романтику их труда! И как редко, несправедливо редко, вспоминают их удивительно стойких и мужественных жен! А ведь рыбак в море только тогда спокоен, когда у него на берегу, как бы далеко этот берег ни находился, надежная крепость. Семейная крепость! Семья для рыбака в море — тот же маяк. Он и светит и подогревает надежду: штормы не вечны, скитания не бесконечны, и у моря есть край, рано или поздно рыбак приходит на берег. Маяк притягивает.

Рыбацкие жены… Никто не берет на свои плечи столько житейского груза, сколько вы. А что вы имеете взамен? Скупые, строгие радиограммы с моря. Короткие встречи и расставания надолго. А потом тоска… Слезы в подушку. И решение: «Все, хватит… Последний раз, больше не отпущу». И снова отпускают…

Жены рыбаков напоминают чем-то некрасовских героинь — русских женщин, готовых на самопожертвование, если их мужьям угрожает опасность.

В Сероглазке много интересного могут рассказать о Вере Луневой, жене колхозного капитана Юрия Лунева. Об ее «чудачествах». Скажем, она лучше диспетчера знает, где судно ее мужа, чем занимается, сколько поймало рыбы. А то и за мужем на промысел увяжется. Бывало, соберет наспех чемоданчик, на самолет — и в Магадан. А оттуда попутной оказией, на буксирном катеришке, добирается до района промысла, И все только для того, чтобы как то скрасить нелегкий труд рыбака, подарить ему в море праздник.

А однажды случилась у Лунева беда… На западном побережье Камчатки его судно выбросило на берег. Команду сняли, а сейнеру угрожала гибель. Надо было видеть в те дни капитана. Серый, хмурый, бессильный, он ходил по берегу и с грустью наблюдал за тем, как все больше и больше засасывает песок его судно. Как только узнала Вера о беде, все бросила — и в аэропорт. Как уж, какими словами утешала она мужа, никто не знает, только распрямился человек, землю под ногами почувствовал.

Пауль и Хильда Лукшевиц родились и выросли под Ригой, там же и поженились. Под причитания родителей подались на «край света» — на Сахалин. Зачем?

— Простора там больше для моряка, — отвечал всем Пауль.

— Я жена моряка: куда он, туда и я, - говорила Хильда.

— Но мог же он плавать и по речкам? — спрашивали у нее. — День-два — и дома.

Хильда качала головой.

— Не интересно. Мне бы даже хотелось, чтобы он трубку курил и бороду отрастил. Совсем на моряка был бы похож, настоящего.

На Сахалине они пробыли всего два месяца. Потом Пауля призвали в армию. Посыпались письма и телеграммы от родных с благоразумными советами Хильде вернуться домой и ждать, пока отслужит Пауль. Дождалась Хильда и первой весточки от Пауля. Местом его службы стал Хабаровск.

…Молодой солдат Пауль Лукшевиц сидел в клубе. Демонстрировали учебный фильм об уставных обязанностях солдата.

— Лукшевиц! На выход! Вызывают в штаб.

Четко отрапортовал Пауль офицеру о своем приходе. А тот почему-то загадочно улыбался.

— Узнаете? — указал он в сторону.

Пауль оглянулся.

— Хильда?!

Вышли в коридор. Хильда стояла перед ним в коротеньком демисезонном пальтишке.

— Теперь-то я поняла, что учитель географии правильно не ставил мне пятерки — чуть не замерзла.

В Хабаровске был тридцатиградусный мороз.

— Как живешь? Как сюда попала? Надолго?

— А ты хочешь, чтобы я осталась с тобой? Хочешь?

— Конечно, но… — растерялся Пауль.

— Вот тебе и «но». Я остаюсь здесь.

— Как остаешься? Где?

— А здесь, в Хабаровске.

После увольнения в запас Пауль вместе с товарищем, который до армии рыбачил на Камчатке, подался на полуостров. Несколько лет работал старпомом на рыболовецком сейнере. Хильда ютилась по чужим углам. Но ни разу не сказала: «Может, хватит?»

У Пауля был хороший наставник — Юрий Лунев. Доверял старшему помощнику, как самому себе. А однажды пришел на судно возбужденный и сказал:

— Ухожу, Пауль, на траулер. Принимай сейнер!

Так стал Пауль Лукшевиц капитаном. И в первый же год о нем заговорила вся Камчатка. За пять месяцев зимней экспедиции взял 30 тысяч центнеров рыбы. Раньше всех выполнил годовой план.

А вскоре в море пришла радиограмма от Хильды: «Получила квартиру в новом доме».

Радость, как и горе, — в одиночку не ходит. Одно событие сменяло другое. Капитан сейнера «Громобой» Пауль Лукшевиц стал кавалером ордена Трудового Красного Знамени. Окрепшему молодому капитану правление колхоза доверило траулер «Керчь». И на нем отличился Лукшевиц. В первом году десятой пятилетки у его экипажа оказались самые высокие результаты.

С третьего этажа просматривается вся бухта и ворота в океан. В этих воротах два раза в год появляется черная точка — траулер Пауля, возвращающийся из дальних экспедиций. И для Хильды наступает праздник. Она придирчиво рассматривает себя в зеркало, долго колдует над прической и вместе с нарядной толпой идет к колхозному причалу.