В истории нелегко найти примеры, когда человек горел бы желанием расстаться с заработанными доходами. Подавляющее большинство людей негативно относится к обязанности платить налоги.

Однако экономисты считают, что все же существуют "плохие" и "хорошие" налоги. К первым налогам, называемым иногда деструктивными, относятся те, что сдерживают процесс инвестиций в производство, ведут к уменьшению национального богатства и вызывают особое неприятие налогоплательщика в силу выраженной несправедливости. "Хорошие" же налоги воспринимаются в обществе как справедливые, они не оказывают отрицательного влияния на экономический рост и способствуют накоплению национального богатства.

На заре промышленной революции в "Исследовании о природе и причинах богатства народов" (1776) Адам Смит попытался выявить, почему налоги подавляют стремление людей жить за счет честного труда и направлять свои сбережения в инвестиции. Он назвал четыре главные причины:

- слишком высокие затраты на содержание государственного аппарата, т. е. бюрократии;

- ограничения инициативы предпринимателей;

- "наказания" налогоплательщиков чрезмерными штрафами в случаях их сопротивления налоговому законодательству;

- грубое вмешательство сборщиков налогов в частную деятельность.

Смит сформулировал и общие принципы оптимальной схемы налогообложения, которая, по его мнению, может превратить налогоплательщиков из вьючных животных в людей, рационально мыслящих и свободных в выборе возможности приложения своего труда и капитала (Смит, 1962).

Строго говоря, история экономического анализа "хороших" и "плохих" налоговых систем ведет отсчет от основоположника школы физиократов Франсуа Кенэ, который за 20 лет до Смита высказал предположение о том, что налогообложение труда или его продуктов уменьшает национальное богатство, тогда как платежи за землю свободны от подобных негативных проявлений. Он рекомендовал правительству Франции формировать бюджет преимущественно за счет рентных сборов с земли (Quesnay , 1963: 232).

Однако лишь Смиту впервые удалось не только систематизировать разрозненные экономические знания и сформулировать общие принципы налогообложения, но и обосновать возможности применения альтернативных налоговых систем. По Смиту, первичные доходы любого общества - прибыль (процент на капитал), заработная плата и природная рента - образуются в результате эффективного использования национальных активов, соответственно - капитала, труда человека и "труда" природы. Перечисленные доходы имеют единую ценностную субстанцию, являются первоначалами всех других доходов и могут перераспределяться в обществе с помощью налогов. Первичные доходы взаимозаменяемы как объекты налогообложения, поэтому у государства всегда есть возможность выбора оптимальной системы пополнения доходной части бюджета и заменять "плохие" налоги на "хорошие".

Смит относил налоги на капитал и труд к разряду "плохих" налогов. Рост налогов на капитал (прибыль), утверждал он, не дает эффекта, поскольку "общая сумма денежного капитала почти всегда составляет тайну и устанавливается приблизительно", а "собственник денежного капитала в сущности является гражданином всего мира и отнюдь не обязательно связан с какой-либо отдельной страной". Поэтому предприниматели легко скрывают или переводят доходы и капиталы туда, где их не достает налогообложение. Попытки же чрезмерного утяжеления бремени налогов на заработную плату могут стать для общества актом коллективного самоубийства, ибо этот доход нужен для воспроизводства рабочей силы (Смит, 1962: 590, 603, 615-617).

Смит убедительно показал, почему изъятие природной ренты в доход общества вызывает меньше всего деформаций в распределении других производственных ресурсов. Взгляды А. Смита о необходимости социализации природной ренты разделяли Д. Рикардо, Дж. и Дж. С. Милли, К. Маркс, А. Маршалл, Г. Джордж и другие великие политики и экономисты прошлого.

Аналогичной точки зрения придерживаются и многие современные экономисты. В их числе лауреаты Нобелевской премии по экономике У. Викри, Ф. Модильяни, Р. Солоу, Дж. Тобин (Открытое письмо…, 1993). Еще один лауреат Нобелевской премии П. Самуэльсон, учебники которого получили широкое распространение в России, также утверждает, что прирост ренты может полностью изыматься на общественные нужды, "не нарушая при этом производственные стимулы и не снижая эффективность производства" (Samuelson & Nordhaus, 1985: 605).

Обобщая доводы сторонников перехода к рентному налогообложению за два с половиной века, можно сказать, что они базируются на следующих обстоятельствах.

Во-первых, природная рента - это доход, который образуется сверх равных затрат частного капитала и труда в расчете на единицу добытого сырья. То есть в данном случае налогом облагается незаработанный сверхдоход, который обусловлен лишь "трудом" природы. Вовторых, изъятие ренты в пользу общества не нарушает принципов свободы рыночной торговли, является эффективным средством в борьбе с коррупцией и оборотами теневой экономики. В-третьих, перенос бремени налогов с заработной платы и корпоративной прибыли на ренту (а в идеале - замещение всех деструктивных налогов неналоговыми сборами за природные ресурсы) позволяет: (а) выровнять экономические условия добычи ресурсов, (б) обеспечить рост благосостояния населения, (в) повысить уровень инвестиций в производство и смягчить проблему безработицы. В-четвертых, осуществить изъятие природной ренты (в налоговой или неналоговой формах) можно с меньшими затратами, поскольку ее налогооблагаемый потенциал оценить легче, чем выявить прибыль или зарплату, которые без особого труда скрываются или искажаются. В дополнение к этому переход к рентному налогообложению позволяет избежать частых и унизительных проверок налоговых служб. И в-пятых, в отличие от налогов на труд и капитал, рентоориентированная система налогов стимулирует ресурсосбережение.

В табл. 8 дается характерстика свойств "хороших" налогов в оценках А. Смита (Смит, 1962: 588-647) и нашего современника лауреата Нобелевской премии Дж. Ю. Стиглица (Стиглиц, 1997). Сравнение их наглядно подтверждает сделанное выше заявление о том, что с течением времени мало что изменилось в подходах к оценке оптимальности налоговых систем.

Таблица 8. Сравнительная оценка свойств оптимальных налоговых систем в прошлом и с точки зрения современной системы знаний

Приведенная в таблице характеристика "хороших" налогов позволяет задать вопрос: а можно ли отнести налоги, применяемые на рыбных промыслах, к "хорошим" и оптимальны ли они по критериям экономической эффективности, простоты сбора, гибкости, политической ответственности и справедливости? Ответ на вопрос однозначен - нет.

Ибо действующая система налогов не соответствует ни одному из перечисленных критериев. Это подтверждается многочисленными публикациями, свидетельствующими о том, что из-за массы деструктивных налогов, платежей, сборов и унизительных поборов российские рыбаки предпочитают обходить родные порты и продавать рыбу по заниженным ценам в портах сопредельных стран (Васильев, 2004; Войтоловский и др, 2003; Наздратенко, 2002; Корельский, Гаврилов, Романов, 2003; Титова, 2003б). Наиболее убедительным аргументом в том, что налогообложение рыбных промыслов осуществляется с помощью "плохих" налогов, является углубляющийся системный кризис отрасли.

Главный порок системы формирования государственных доходов в России состоит в том, что налоги вводятся по единому шаблону для всех отраслей, без анализа, какими потерями оборачиваются налоговые шаблоны для общества в целом и секторов экономики в частности. И напрасно. Ибо "хорошие" налоги для одних видов деятельности оказываются "плохими" для других. Одно вне сомнения: налогоплательщику дорого обходится содержание фискального аппарата при наличии столь абсурдной и сложной для сбора налогов системы, с какой имеют дело рыбаки. Ведь сбор налогов на корпоративную прибыль и заработную плату из-за наличия множества переменных связан с использованием сложных систем выявления доходов. Переход к рентным платежам без сомнения будет стоить налогоплательщику дешевле, поскольку основными переменными в рыболовстве могут быть объемы и стоимость добытых биоресурсов, зоны промысла, используемые типы судов, орудий лова и т. д., качественные и количественные параметры которых в фискальных целях устанавливаются легче.

Выступая за снижение налоговой нагрузки на труд и капитал и ратуя за переход к рентным платежам, нелишне принимать в расчет и психологические аргументы. Как считал министр финансов Людовика ХIV, "искусство налогообложения состоит в том, чтобы, ощипывая гуся, получить как можно больше перьев и как можно меньше шипения" (Стиглиц, 1997: 569). Дело в том, что платежи за право пользования природными ресурсами могут быть отнесены к налогам, воспринимаемым плательщиками более спокойно, нежели другие налоги. Ибо с точки зрения большинства населения справедливо облагать налогами людей за то, что они изымают из системы потребления общих благ (в данном случае ресурсы и услуги природы), а не за то, что они вкладывают в развитие производства. Опросы общественного мнения, проведенные в конце 1990-х гг. в Европе и США, подтвердили, что подавляющее большинство опрошенных (более 70 %) поддерживают перемещение налогов в сферу природопользования и охраны окружающей среды (Браун, 2003).

Кроме того, следует учитывать и существенное смысловое различие между налогами и сборами. Налоги - это производимое государством вычитание заработанных доходов, при котором налогоплательщики не видят прямой связи между изымаемыми в бюджет суммами и получаемыми взамен услугами общественного сектора. Сборы вызывают совершенно иную реакцию. Людям понятна логика непосредственной оплаты предоставляемых им услуг, где величина сбора каким-то образом связана с качеством и объемом услуг. Рента, поступающая в доход общества, - это плата за право пользования природными преимуществами, которые получают предприниматели, выбирая вид деятельности. К примеру, рыбак волен избежать уплаты установленного рентного сбора за преимущества промысла на лучшем участке, переместившись на добычу рыбы в худших условиях и сохранив при этом нормальную (среднеотраслевую) прибыль, а при развитой системе рентного налогообложения - может даже рассчитывать на получение дотаций за промысел в худших по экономическим результатам условиям.

В пользу устранения неразумной системы налогов и разного вида поборов в рыболовстве и замены их одним налогом (а правильнее сказать, сбором) - оплатой права пользования биоресурсами сообразно избыточному рентному доходу - свидетельствует не только теория налогообложения, но и история применения сборов на рыбных промыслах в России. Апелляция к собственной истории весьма уместна, поскольку нельзя надеяться на стабильность в будущем, если игнорируется отечественный опыт, отражающий традиции, культуру и национальные предпочтения.

Согласно Полному Своду Законов Российской Империи, "воды морские" находились в общем и свободном для всех пользовании. Однако свобода пользования вовсе не означала возможность ведения бесплатного (беспошлинного) промысла. Было установлено, что "за право свободного лова рыбы в море взимается в пользу казны билетный сбор с каждой рыболовной лодки", а "размер билетных сборов на право морской рыбной ловли и тюленьего боя… назначаются Высочайшей властью по представлению Министра Министерства Государственных Имуществ, рассмотренному в Государственном Совете" (Полный Cвод…, 1893, т. XII, ст. 283, 284).

Плата за право лова рыбы не носила унифицированной формы. Она взималась в виде билетного сбора, оплаты права аренды участков морских и пресноводных акваторий и т. д. Так, на Каспии билетный сбор взимался с рыболовецких лодок и был дифференцирован в зависимости от срока, места промысла и способа лова. Сборы с отдельных лодок и сетей (количество используемых сетей строго регламентировалось) применялись и на Аральском море.

Широкое распространение на Каспии, Балтике, в Приморской области и на Сахалине получила аренда отдельных морских участков.

Арендная плата устанавливалась на основе фактических доходов, полученных от использования рыболовного участка за определенный период, который, в свою очередь, зависел от количества выловленной рыбы, рыночных цен на нее и удаленности от рынков сбыта. Ставки арендной платы корректировались на торгах, благодаря чему их размер отражал складывающуюся к тому моменту конъюнктуру.

Арендные платежи носили выраженный рентный характер, что особенно характерно было для речных систем. Например, в начале XX века годовой доход казны за сдачу в аренду одной версты рыбопромысловых участков в верховьях р. Куры составлял 61, в средней части - 827, а в низовьях - 4632 руб. При этом арендная плата за использование версты худшего участка равнялась девяти рублям, а лучшего - более 26 тыс. руб. (Мурин, 1967).

Доходы от сборов за права промысла были по тому времени значительны. Так, в 1912 г. казна получила 3,9 млн. руб. Для сравнения - стоимость всего промышленного улова в необработанном виде в 1910 г. составила 80 млн. руб., т. е. можно сделать вывод, что на сборы приходилось примерно 5 % от общей стоимости зафиксированной статистикой улова (там же, 1967). Указанная сумма не отражает полный уровень рыбного сбора, поскольку многие казачьи войска, во владение и под охрану которых были переданы некоторые рыбопромысловые участки, от платы за ресурсы частично или полностью освобождались. К примеру, во владении казачьих войск находились обширные участки Каспийского и Аральского морей. Казаки получили право не только владения рыбопромысловыми угодьями, но и сдачи их в аренду, при этом, как уже отмечалось в разделе 4.2.3, вырученные средства шли на экипировку войска.

Обсуждая проблему рыбных сборов, следует обратить внимание на то, что взимание платы за право ведения промысла никоим образом не связывалось только с необходимостью оплаты расходов на содержание органов по управлению и контролю рыболовства, включая полицию.

Это подтверждают статистические данные за 1894 г., когда доходы от билетного сбора за рыбу составили 2,7 млн. руб, а расходы на содержание рыбоохранных служб всего лишь - 168,6 тыс. руб. (Вешняков, 1894).

При сдаче казенных вод в аренду плата взималась в денежной форме, но наряду с этим широко была распространена и натуральная аренда, особенно для мелких (крестьянского типа) рыбацких хозяйств и товариществ, которыми вылавливалось до 3/4 общего улова (Мейснер, 1925). По действующим правилам, чтобы оградить казну от убытков, при подписании договора об аренде арендатор должен был внести плату, равную полугодовой сумме аренды. Однако взамен предоплаты арендатор мог предоставить имущественный залог. Что касается крестьянских общин, то в некоторых случаях им разрешалось взамен залога предоставлять ручательства друг за друга, которые подтверждались мирскими приговорами (Вестник…, 1896: 44).

Таблица 9. Доход казны от сдачи в аренду рыбопромысловых участков в прибрежных морях России (в тыс.руб.)

Из табл. 9 видно, что доходы казны от сдачи в аренду морских участков в основных районах промысла постепенно возрастали и в 1910 г. составили 765 тыс. руб., что равнялось примерно четверти общей суммы рыбных сборов (Воронцова, 1992).

История также сохранила свидетельства о становлении практики платы за ресурсы с иностранных рыбаков, в частности, японских, которые традиционно скупали кету у жителей Сахалина. Но к концу XIX века японцы стали переходить к добыче в прибрежных водах России не только кеты, но и других видов рыбы, в частности, горбуши и сельди, используя при этом запрещенные в собственной стране методы (Галлямова, 1994). В целях упорядочивания отношений с ними генерал-губернатор Приморской области в 1880 г. ввел Временные правила рыболовства. В них определялись размеры пошлины, взимаемой за вывоз за рубеж рыбной продукции. Однако, как отмечает П. Ю. Шмидт, правила были составлены наспех, при полном игнорировании реальной ситуации. Они не соблюдались из-за размеров пошлины, которая иногда превышала стоимость продукции, а также из-за отсутствия контроля промысла, который вели японцы, а вместе с ним и экспорта (Шмидт, 1905).

Легализация иностранного промысла при подобных условиях привела к таким объемам нелегального вылова рыбы в устьях рек, что вызвала голод среди местного населения. В связи с чем в 1883 г. в заливе Терпения был запрещен промысел для японцев.

В 1885 г. были приняты вторые Временные правила для Сахалина и Приморской области, которыми практически на порядок были снижены размеры пошлины на вылов и вывоз рыбы. За три последующие года правила менялись ежегодно, ужесточая регулирующие нормы и ответственность за их нарушения. По аналогии с практикой Японии была введена аренда прилегающих к России морских акваторий. Перечень предлагаемых в аренду участков объявлялся заранее, а права на аренду продавались с торгов. Промысел без разрешительного билета или способами, запрещенными правилами регулирования рыболовства, признавался хищническим (так официально называлось браконьерство). В этих случаях добыча и снаряжение подлежали конфискации и продаже с аукционов, а деньги поступали в казну.

Очередные Временные правила рыболовства (1899) уже предусматривали цели обеспечения режима наибольшего благоприятствования для русских рыбопромышленников и "охраны рыбных запасов от истощения" (Бражников, 1907). Право на вылов одного пуда рыбы облагалось пошлиной для русских подданных в размере 5 коп., для иностранцев - 7 коп. (Кузнецов, 1902).

Действовавшая в царской России практика рыбных сборов и аукционов была далеко не идеальна. Принцип свободного промысла в морях нарушался рядом царских указов, по которым, как уже отмечалось, морские воды, а также участки рек и озер передавались во владение монастырям, крестьянским поселениям, казачьим войсковым общинам и даже частным лицам. Нередки были случаи спекулятивной перепродажи наиболее выгодных участков промысла, особенно в бакенных водах Северного Каспия. К тому же ловецких билетов продавалось больше, чем того требовали задачи сохранения запасов ценных рыб. Меры по контролю промысла не давали своего эффекта вследствие "продажности" контролирующих служб и слабости их материально-технической базы (Воронцова, 1992). Масштабы незаконного рыболовства со временем возрастали, о чем косвенно можно судить по сумме штрафов. Если в 1876 г. они составили 67, 8 тыс. руб., то в 1908 г.- уже 997,4 тыс. руб. (Кевдин, 1915).

После Октябрьской революции развитие рентных отношений в рыболовстве было на время прервано. Однако попытки установления натурально-вещественных отношений между советской властью и ловецкими общинами в период "военного коммунизма" оказались неэффективными, и государство вынуждено было вновь вернуться к арендным отношениям. В августе 1921 г. вступило в действие "Положение о порядке эксплуатации рыболовных угодий в районах негосударственного рыболовства", которым регламентировались условия аренды промысловых зон. В приложении 4 приведены основные принципы сдачи в аренду рыбопромысловых угодий в начале 1920-х гг., бoльшая часть из которых была заимствована из опыта царской России.

Первые советские торги состоялись в Астрахани в марте 1923 г. В аренду были сданы 38 рыбопромысловых участков и 100 рыбопромысловых заведений, в доход казны поступило 455 тыс. руб. В том же году на торги были выставлены 596 морских рыболовных, краболовных и тресколовных участков, из которых было сдано в аренду японцам 269 участков на сумму 1,15 млн. зол. руб., российским предпринимателям - 34 на сумму 118,5 тыс. зол. руб. Общий доход государства от сдачи в аренду рыбных промыслов в 1923 г. достиг 3,1 млн. зол. руб., из которых на долю европейской части и Сибири пришлось около 900 тыс. руб., а остальная сумма - на Дальний Восток и другие регионы страны (Бюллетень…, 1923).

Начатые в дореволюционное время исследования арендных отношений в рыболовстве возобновились вновь. Более того, середину 1920-х гг. можно отнести к наиболее плодотворному периоду в развитии методов рентных оценок для определения уровня сборов в рыболовстве. В апреле 1927 г. Экономический Совет СССР принял решение перейти от принципа оплаты права лова рыбы в виде отчислений от доли стоимости улова к развитой системе рентных отношений. Результатом этого явилась монография М. И. Чеснокова "Рента и арендные отношения в рыбном хозяйстве" (Чесноков, 1933). К сожалению, автор дал несколько поверхностное изложение природы рыбопромысловой ренты. А в начале 1930-х на изучение проблемы рентных отношений на рыбных промыслах был наложен запрет вследствие провозглашенного государством лозунга о бесплатном пользовании благами природы, негативные последствия которого пожинаются и поныне.

Однако никакие директивы и указы не в силах отменить объективного влияния природных факторов на результаты промысла. Проблема ренты и рентных отношений встает перед любой властью независимо от политических пристрастий общества, поскольку она, как уже отмечалось выше, обусловлена объективной реальностью: ограниченностью природных ресурсов, разнокачественностью и неравномерностью размещения их по территории страны, т. е. факторами, заданными природой. Поэтому и советская власть, длительное время на словах отрицающая возможность введения при социализме рентных отношений, в своей практической деятельности вынуждена была считаться с объективной реальностью, изобретать механизм нивелирования значительных различий по уровню доходов добывающих предприятий, работающих в разных природно-географических условиях. Регулирование рентных отношений осуществлялось с использованием механизма ценообразования (дифференцированных по районам, сезонам и объектам промысла заготовительных цен на рыбу-сырец).

Из краткого исторического экскурса следует, что исторически преобладающей формой налогообложения рыбных промыслов были сборы, а не налоги. Именно они более всего отвечают требованиям, предъявляемым к "хорошим" налогам. К сожалению, неоднократные политические потрясения в России на протяжении XX века не позволили рыбным сборам постепенно приобрести форму рентных платежей, структура и методы исчисления которых могли бы различаться не только по видам и бассейнам промысла, но и меняться с изменением условий рыболовства. Хотя имея такую историю рыбных сборов, Россия сама могла бы стать образцом для подражания при введении рентных платежей.

Автор может подтвердить большой интерес зарубежных экономистов к проблеме изъятия в доход общества рыбопромысловой ренты, поскольку по их просьбе подготовил несколько публикаций об истории развития рентных отношений на рыбных промыслах России (Harrison and Titova, 1997; Titova, 2001; Titova, 2002).

Спустя девять лет с начала шоковых реформ, государство признало необходимость направления рентных потоков в рыболовстве в доход бюджета. По замыслу Минэкономразвития, уровень рыбопромысловой ренты должен был выявляться с помощью аукционной продажи квот биоресурсов, пользующихся повышенным спросом на мировых рынках. Аукционы были введены в 2001 г. Однако заранее можно было спрогнозировать, что эти намерения обречены на провал, поскольку к тому моменту в мире имелись факты, убедительно свидетельствующие, что всемогущество "невидимой руки" конкуренции оказалось несостоятельным для выявления ренты на первичных рынках квот.

Проведенный выше анализ опыта торговли квотами биоресурсов, как в России, так и за рубежом позволяет назвать основные причины рассеивания рыбопромысловой ренты, в числе которых:

- искажение экономической сути рентного дохода, рентных платежей и целей рентного налогообложения;

- необоснованное утяжеление налогового бремени вследствие решения проблемы рентного налогообложения вне контекста снижения налогового бремени на труд и капитал;

- изъяны в системе учета и отчетности;

- низкая платежеспособность населения, "накручивание" цен на морепродукты посредниками;

- игнорирование необходимости учета природно-географических особенностей России в практике макроэкономического регулирования;

- изъяны в экспортной политике;

- сопротивление дельцов теневой экономики наведению порядка в рыболовстве.

"Я не понимаю, о какой природной ренте
идет речь. Такого термина у меня нет и, по-моему,
ни у кого из министров нет такого".
Михаил Касьянов, бывший премьер министр
правительства России. (Интервью газете
"Ведомости", 12.01.2004)

Непонимание экономической сути ренты и, как следствие, рентных платежей, как исследователями, так и чиновниками, является главной причиной рассеивания рыбопромысловой ренты (Титова, 2003в).

С 2004 г. платежи за водные биоресурсы закреплены в Налоговом кодексе, т. е. вошли в состав обязательных налогов и сборов в рыболовстве, что, по замыслу инициаторов аукционных торгов квотами биоресурсов, позволяет изымать рыбопромысловую ренту в бюджет. Представитель Министерства по налогам и сборам М. М. Юмаев уверяет рыбаков, что наконец-то и на рыбных промыслах появился механизм рентного налогообложения, схожий с тем, что "действует в отношении полезных ископаемых, лесных ресурсов, водных ресурсов". Он приводит аргументы в пользу наличия самостоятельного платежа за биоресурсы. Один из аргументов сводится к тому, что "в условиях продолжающегося становления рыночной экономики России государственное финансирование мероприятий по изучению, научным исследованиям, оценке состояния рыбных запасов и перспектив развития рыбного хозяйства находится на недостаточном уровне". Другой аргумент - к следующему: "сбор за пользование объектами водных биологических ресурсов, который может уплачиваться с разрешенного к пользованию количества ресурсов, является минимальным гарантированным платежом недисциплинированных налогоплательщиков, не отражающих в налоговых декларациях по другим налогам сведения, связанные с доходами от реализации фактически выловленной рыбы и от операций с рыбопродукцией" (Юмаев, 2004: 41).

Однако платежи за полезные ископаемые (или единый налог на добычу полезных ископаемых - НДПИ), на которые в качестве примера удачного воплощения на практике рентного налогообложения ссылается М. М. Юмаев, даже при самом большом желании нельзя отнести к рентным платежам. Они введены с 2002 г. взамен отчислений на воспроизводство минерально-сырьевой базы, их ставки носят форму фиксированных процентов от цен реализации тех или иных видов ресурсов. Многие исследователи отмечают, что НДПИ, установленные на основе макроэкономических подходов и дифференцированные по видам полезных ископаемых в зависимости от средней рентабельности их добычи (по аналогии со средней температурой по больнице) (Аналогичным способом рассчитываются и ставки платы за водные биоресурсы.), не учитывают конкретных условий добычи, поэтому с их помощью не может быть изъята ни горная, ни нефтяная ренты. Ставки НДПИ настолько агрегированы, что приводят к серьезным ошибкам, не идущим на пользу развития производства. Они могут быть оправданы только как форма изъятия абсолютной ренты. Вопрос же с изъятием дифференциальной ренты I в недропользовании остается открытым (Кимельман, Андрюшин, 2004; Петров, 2004; Тропко, 2004).

Аналогичной точки зрения придерживается и Ю. В. Яковец, утверждая, что НДПИ, акцизы на нефть и природный газ введены "не только экономически безграмотно (хотя и весьма выгодно для олигархов, осуществляющих разработку лучших месторождений полезных ископаемых), но и весьма опасно для будущего минерально-сырьевого комплекса страны - ликвидируется самостоятельный канал финансирования государством геологоразведочных работ… Это отнюдь не налог, как пытались представить некоторые финансовые мудрецы и поддержавшие их законодатели, а необходимый компонент издержек воспроизводства в природоэксплуатируюших отраслях; эти средства должны концентрироваться в соответствующих фондах и служить источником для воспроизводства и охраны природных ресурсов" (Яковец, 2003: 67, 99).

Никакого сходства с рентными платежами не имеет и водный налог.

Так что доводы М. М. Юмаева в пользу того, что в рыбном хозяйстве наконец-то появились механизмы рентного налогообложения по аналогии с другими сырьевыми отраслями, малоосновательны. Они лишь усиливают сомнения в том, что нововведенные в рыболовстве платежи носят рентный характер, а те, кому поручено заниматься реформой налогов, имеют необходимые для этого представления об экономической сути и целях перехода к рентному налогообложению.

Закрепленные в Налоговом кодексе платежи за биоресурсы дифференцированы по рыночной стоимости ресурсов в разрезе бассейнов промысла и по методам установления имеют полное сходство с платежами на изучение, охрану и воспроизводство рыбных запасов (см.: Сборник…, 1991), которые на добровольно-принудительной основе взимались с начала 1990-х гг. и приобрели обязательную форму после принятия Правительством РФ постановления о введении платы за пользование биоресурсами от 14.12.1998 № 1490. С большой натяжкой можно сказать, что они в ка-кой-то мере улавливают лишь такой рентообразующий фактор, как валютоемкость ресурсов, и изымают абсолютную ренту, которая, как считают некоторые исследователи, не зависит от продуктивности и местоположения зон промысла, а скорее означает оплату любому собственнику ресурсов разрешения вести их добычу.

Этот вид платы при необходимости, действительно, мо-жет устанавливаться в форме фиксированных ставок от уровня рыночных цен на тот или иной вид добытых биоресурсов. Но при корректно установленных рентных платежах необходимость в изъятии абсолютной ренты отпадает.

Вместе с тем законодательное закрепление платы за биоресурсы на столь сомнительных подходах сыграло на руку противникам взимания рентных платежей. На рыбных промыслах, судя по всему, надолго возобладала формула "рентные платежи + все остальные налоги", которая компрометирует главную идею рентного налогообложения - снятие налоговой нагрузки на труд и капитал и создание условий для более справедливого распределения биоресурсов между пользователями.

Не совсем четко трактуют и даже расходятся во взглядах на предназначение рентного налогообложения исследователи из рыбохозяйственных институтов. Одни из них утверждают, что "…предлагаемая система платности за использование ресурсов, по сути, является вынужденной политикой изъятия "дифференциальной ренты первого порядка" взамен существования аукционов. Она глубоко не проработана экономически и вызывает законные претензии ресурсопользователей" (Шевченко, Лепесевич, Комличенко, 2005: 340). С утверждением, что система платности не проработана экономически, можно согласиться. Но сравнивать платежи за биоресурсы, закрепленные в Налоговом кодексе, с дифференциальной рентой I нельзя по причинам, которые были изложены выше.

Другие исследователи убеждены, что "прибыль и рента находятся в функциональной зависимости, при этом рентой можно считать свехнормативную отраслевую прибыль" (Шевченко, Осетрова, 2004). Такая формулировка также ведет к ложным посылам, будто бы природная рента - это такой же доход, что и корпоративная прибыль, т. е. доход, заработанный дополнительными вложениями труда и капитала. Тогда как истинная рента - это доход, обусловленный "трудом" природы, и, чтобы его заполучить, нужно любыми способами обеспечить доступ к природным ресурсам лучшего качества и местоположения, где равные и даже меньшие удельные затраты труда и капитала по сравнению с худшими условиями позволяют получать огромный экономический выигрыш. До сих пор существует путаница и относительно того, является природная рента доходом или частью издержек на добычу ресурсов.

Некоторые экономисты полагают, что рента не входит в издержки. Другие - настаивают на включении ее, т. е. рентных платежей, в издержки.

Поэтому чтобы конструктивно и правильно поставить теорию ренты на защиту интересов отрасли, следует выйти из области мифологий, дать корректное определение терминам "рыбопромысловая рента" и "рентные платежи" и использовать их в практике налогообложения соответственно сути и целевому предназначению.

Собственно, в этом плане и дискутировать вроде бы не о чем, ибо уже на протяжении более двух столетий известно, что дифференциальная рента I, т. е. избыточный рентный доход, обусловленный природногеографическими факторами, находится вне зоны формирования цен на продукцию и не входит в цену товаров непосредственно как норма прибыли и издержки производства (включая и плату на изучение, охрану и воспроизводство ресурсов), хотя рыночная цена каждого товара и включает полную величину природной ренты.

На эту особенность ренты обращал внимание еще А. Смит, писавший, что "...рента входит в состав цены продукта иным образом, чем заработная плата и прибыль. Высокая или низкая заработная плата и прибыль на капитал являются причиной высокой или низкой цены, больший или меньший размер ренты является результатом последней" (Смит, 1993: 275). Утверждение Смита, что рента является функцией рыночной цены, а не прибыли, осталось неизменным и в современной системе знаний. Именно это обстоятельство и позволяет экономистам рассматривать дифференциальную ренту I как незаработанный частными лицами доход, который может изыматься в пользу общества (или направляться на экономическую стабилизацию отрасли) без нарушения возможностей расширенного воспроизводства.

Чтобы окончательно прояснить суть проблемы, имеет смысл показать графически, где следует искать рыбопромысловую ренту. На рис. 18 показана структура совокупного продукта рыболовства в рыночных ценах (речь может идти как об общем улове, так и о конкретном объекте промысла), представляющего собой четырехугольник ОАВТ.

Прямоугольник ОСВТ - это область формирования совокупной "цены производства", в данном случае "цены рыболовства", которая складывается из издержек на промысел и среднеотраслевой нормы прибыли. Одновременно это и область включения всех налогов и сборов за исключением рентных платежей.

Рис 18. Рыбопромысловая рента по продуктивности.

Рента (треугольник АВС) располагается вне области формирования "цены производства", но входит в совокупный продукт рыболовства, выраженный в рыночных ценах (фигура ОАВТ), т. е. является функцией рыночной цены (но никак не прибыли!), а поэтому не влияет на уровень прибыли, тогда как капитал и труд входят в цену непосредственно, и уровень рыночных цен зависит от среднеотраслевой нормы прибыли, уровня заработной платы и материальных затрат в предельных условиях. Но поскольку рента все же зависит от того, "высока эта цена или низка, превышает ли она намного, незначительно или совсем не превышает сумму, достаточную для покрытия заработной платы и прибыли" (Смит, 1993: 275), то она может возрастать вместе с рыночными ценами в результате сговора монополистов.

Тем, кто утверждает, что рентные платежи повышают цены на рыбу в качестве еще одного довода о том, что они не правы, в дополнение к Смиту можно привести высказывание Д. Рикардо о том, что "не потому Рента (треугольник АВС) располагается вне области формирования "цены производства", но входит в совокупный продукт рыболовства, выраженный в рыночных ценах (фигура ОАВТ), т. е. является функцией рыночной цены (но никак не прибыли!), а поэтому не влияет на уровень прибыли, тогда как капитал и труд входят в цену непосредственно, и уровень рыночных цен зависит от среднеотраслевой нормы прибыли, уровня заработной платы и материальных затрат в предельных условиях. Но поскольку рента все же зависит от того, "высока эта цена или низка, превышает ли она намного, незначительно или совсем не превышает сумму, достаточную для покрытия заработной платы и прибыли" (Смит, 1993: 275), то она может возрастать вместе с рыночными ценами в результате сговора монополистов.

Тем, кто утверждает, что рентные платежи повышают цены на рыбу в качестве еще одного довода о том, что они не правы, в дополнение к Смиту можно привести высказывание Д. Рикардо о том, что "не потому хлеб дорог, что платится рента, а рента платится потому, что хлеб дорог... Цена хлеба нисколько не понизилась бы, если бы даже землевладельцы отказались от всей своей ренты. Такая мера только позволила бы некоторым фермерам жить по-барски, но не уменьшила бы количество труда, необходимого для получения сырых продуктов с наименее производительной земли, находящейся под обработкой" (Рикардо, 1993: 115-116).

Так что повышение цен на морепродукты в результате введения платежей за биоресурсы можно объяснить опять-таки только тем, что эта мера выполнена некорректно, в нарушение предписаний экономической теории. Как уже было сказано, цены на природное сырье регулируются количеством труда и капитала, затраченного на добычу его в худших условиях, где рента не образуется. На рассматриваемом графике предельные условия промысла расположены вправо от линии ВТ. Здесь дополнительные вложения труда и капитала дают отдачу на уровне среднеотраслевой нормы рентабельности, следовательно, промысел может продолжаться и на участках, где рента не образуется.

Закономерен вопрос, а где же место ранее действовавшим платежам на изучение, охрану и воспроизводство рыбных запасов? Оно - в цене производства (прямоугольник ОСВТ), ибо без проведения сырьевых исследований и охраны рыбных запасов ни о каком рациональном или устойчивом промысле не может быть и речи. Что касается источников финансирования рассматриваемых затрат, то на эти цели могут быть направлены как часть поступлений от рентных платежей, уровень которых, как будет показано ниже, может возрасти при снижении налоговой нагрузки на труд и капитал, так и сборы от штрафных санкций и иных источников. Затраты на охрану определяются методами, ничего общего не имеющими с методами установления рентных платежей. Подмена сути платежей за биоресурсы опасна тем, что, как и в случае введения НДПИ, в рыболовстве могут возникнуть не менее серьезные осложнения с финансированием затрат на изучение, охрану и воспроизводство рыбных запасов вследствие окончательного лишения самостоятельности и целевого предназначения фондов для оплаты работ, гарантирующих сохранение от истощения рыбных запасов.

Таким образом, правильная трактовка сути рыбопромысловой ренты, определение ее места в рыночной цене морепродуктов и в соответствии с этим создание методов изъятия ренты важны по следующим обстоятельствам:

- рентный доход своим происхождением обязан не дополнительным вложениям труда и капитала, не организаторским способностям и умению предпринимателей, а только "труду" природы, поэтому налогообложение ренты не является какой-либо жертвой со стороны частных предпринимателей, получающих ее незаслуженно;

- рента определяется рыночной ценой, а не нормальными издержками на промысел и поэтому может быть изъята полностью без негативного влияния на расширенное воспроизводство;

- если государство не изымает ренту, то предприниматели, чьи рентные доходы чрезмерны, а капиталы велики, способны устанавливать монопольные цены, навязывая свою волю в правилах природопользования, как органам государственной власти, так и соперникам по общему делу (Смит, 1993: 181);

- цену рыбы-сырца, безусловно, будут повышать неправильно установленная плата за ресурсы, а также возможность перепродажи лицензий, субаренды и иных форм передачи прав пользования биоресурсами на вторичном рынке без надлежащего контроля этого процесса со стороны государства.

Президент России В. В. Путин относит задачу постепенного переноса бремени налогов на рентные платежи в природопользовании к числу важнейших задач в проблеме укрепления роли государства в экономике и расценивает ее решение как наиболее эффективный и справедливый способ наполнения бюджета (Бюджетное послание Федеральному Собранию Российской Федерации "О бюджетной политике на 2002 год" от 31 марта 2001 г.; общение с населением страны по прямой ТВ линии 19 декабря 2002 г.). Однако, судя по всему, инициаторы рыбных аукционов преследовали иные цели, вводя плату за ресурсы в дополнение к другим налогам и тем самым снижая для отечественных рыбаков возможности ведения конкурентной борьбы за биоресурсы Мирового океана.

Как уже говорилось, современный мир живет в эпоху налоговых и финансовых войн. От того, насколько действующая налоговая система соответствует налогооблагаемому потенциалу страны, а финансовая политика - задачам экономического роста, зависит величина ниши, отвоеванной на мировых рынках. Поэтому в развитых странах активизировались изыскания методов определения сравнительной эффективности альтернативных налоговых систем, а также методов оценки потерь совокупного национального дохода вследствие избыточного давления так называемых деструктивных налогов (налог на заработную плату, налог на корпоративную прибыль, НДС и т. п.). Большой интерес в этом плане представляют экспертные оценки потерь национального дохода из-за несовершенства налоговых систем, проведенные с использованием приемов математической статистики американским финансовым аналитиком Э. Браунингом. По его расчетам, суммарные потери бюджета в США по этой причине варьируют в пределах от 31 до 37 % от общей суммы сбора налогов (Browning, 1987). Не менее интересны исследования по методам математического моделирования профессора М. Фельдштейна (США, Гарвардский университет), которые позволяют отслеживать, как меняются рыночные цены, поведение производителей и покупателей товаров на рынке в результате структурных перемен в налоговой системе или изменений в уровнях налоговых ставок. Он утверждает, что вследствие избыточного бремени налогов на труд и капитал экономика США теряет 1 доллар на каждый доллар собранных налогов (Feldstein, 1997).

Суть методов, лежащих в основе оценки избыточного налогового бремени или сравнительной эффективности альтернативных налоговых систем, показана на рис. 19, где для простоты обсуждения все зависимости представлены в линейном виде. Объем продаж при базовом налоговом бремени на графике характеризуется точкой а (В случае с российским рыболовством точка а отражает некоторое равновесное (хотя далеко не оптимальное) состояние, сложившееся накануне введения платежей за биоресурсы по плоским ставкам. ), а "цена производства" (в данном случае принимается, что она равна рыночной стоимости товаров) и налоговая нагрузка, соответственно, - фигурами aP₀OQ₀ и acPP₀. Из рисунка видно, что как только налоговая нагрузка возрастает на Δt (линия db) и достигает предельного значения, сумма собираемых налогов становится равной площади четырехугольника bc₁PP_t, цена товаров возрастает по сравнению с ценой при прежней налоговой нагрузке - на Р₀Р_t. Это вызывает уменьшение объемов продаж с Qо до Qt, смещает линии спроса-предложения товаров с позиции S₀ в положение S_t, а равновесие - из точки а в точку b. Происходит снижение выручки от продаж, что выражается площадью трапеции abQ₀Q_t, и свертывание производства (трапеция ac₁Q₀Q_t). Это ведет и к потерям бюджета из-за недополучения налогов от непроизведенной продукции, которые характеризуются площадью треугольника авс₁, т. е. разностью между площадями фигур abQ₀Q_t и ac₁Q₀Q_t .

Рис. 19. Потери бюджета после достижения деструктивными налогами предельных значений

t - индекс предельной налоговой нагрузки; Р - себестоимость производства товара в "цене производства"; P₀ и P_t - рыночная цена товара соответственно до и осле увеличеия налогового беремени; Q₀ и Q_t - объем продаж соответственно до и после достижения предельного налогового бремени; S₀ и S_t - линия спроса-предложения товаров соответственно до и после достижения предельного налогового бремени; D - линия денежной массы.

Как уже отмечалось, правильно установленные рентные платежи лежат вне зоны формирования цены производства, поэтому не могут повлиять на спрос-предложение и оказать отрицательного влияния на объемы производства. Вместе с тем потери от неправильно избранной налоговой политики, не соответствующей специфике производства, оборачиваются не только потерями бюджета. Они ведут к рассеиванию ренты, росту уровня безработицы, снижению инвестиционной активности и увеличивают социальное напряжение. Эти тенденции также можно проиллюстрировать графически. Рис. 20 отражает ситуацию, когда на рыбных промыслах наряду с рентными платежами начинают применяться налоги на труд и капитал, в результате чего нарушается оптимальная для природопользования модель сбора налогов. За точку отсчета принимается позиция Т, где рентный доход изымается полностью, а доходы от вложений труда и капитала не облагаются налогами, т. е. их суммы полностью (на 100 %) направлены на простое или расширенное воспроизводство. Треугольник АВС отражает область рыбопромысловой ренты, уровень которой при рациональном промысле может сохраняться достаточно долго и даже возрастать при росте цен на сырье на мировых рынках по мере роста ресурсных ограничений.

Рис. 20. Влияние формы налогообложения на занатость, инвестиционную активность и уровень сбора ренты на рыбных промыслах

AD - линия денежной массы; Δt₁ и Δt₂ - дополнительное налогообложение труда и капитала.

Допустим, что фискальные потребности наряду с рентными платежами начинают удовлетворяться также и за счет налога на заработную плату, или налога на прибыль, или даже посредством одновременногороста ставок налогов на труд, капитал и другие деструктивные налоги.

В данном случае не столь важно, "эффект" введения какого из этих налогов анализируется. Важно то, что введение дополнительных налогов и рост налоговых ставок вызывает адекватный рост издержек ("цены производства") и цен на сырье. И поскольку все деструктивные налоги в конечном счете изымаются из кармана потребителя, рост налогов снижает объем продаж.

Так, рост налогообложения труда и прибыли (капитала) на величину Δt₁ сокращает возможности оплаты труда рыбаков и вложения инвестиций, которые перемещаются из точки Т в точку T₁. Одновременно происходит свертывание промысла и переход рыбаков в более продуктивные зоны, т. е. меняются предельные (или замыкающие) условия добычи биоресурсов. Иными словами, к предельным условиям промысла начинают относиться зоны, ранее приносившие ренту, что приводит к сокращению рентного дохода. Потенциальный рентный доход уменьшается и размещается в границах треугольника АВ₁С₁. Вместе с тем, несмотря на общее ухудшение экономической ситуации в рыболовстве, фискальные потребности остаются на прежнем уровне. Поэтому правительство вынуждено прибегать к дополнительным сборам, которые, как было показано выше, ничего общего с рентой не имеют. Эти сборы, в свою очередь, увеличивают налоговую нагрузку на Δt₂ и сдвигают ситуацию на промыслах в точку Т₂. Вновь пополняются ряды безработных, растет моральная и физическая изношенность флота и промысловой техники, продолжается процесс рассеивания ренты, которая уже выражается площадью треугольника АВ₂С₂. Утрата части рентных доходов вследствие избыточного налогового бремени вызывает рост промысловых нагрузок, ведет к переэксплуатации запасов и сужению промысловых зон. Описываемый процесс и происходит в российском рыболовстве после реформ по модели-1992.

Суммарный "эффект" смещения налогового бремени на труд и капитал выражается в том, что (1) общество теряет часть налоговых сборов из-за уменьшения объемов продаж и свертывания производства; (2) снижается уровень оплаты труда, растет численность безработных и социальная напряженность; (3) сокращаются возможности для инвестиций в рыболовство; (4) промысел сосредотачивается на наиболее продуктивных участках и объектах, пользующихся повышенным спросом на мировых рынках, что провоцирует их перелов и создает питательную базу для роста конфликтов среди рыбаков за обладание ресурсами, приносящими ренту; (5) сокращаются источники финансирования сырьевых научных изысканий, охраны и воспроизводства водных биоресурсов.

Таким образом, неправильно избранная налоговая политика приводит к нерациональному использованию совокупности всех производственных факторов.

Резонен вопрос: а что произошло бы, если бы рента продолжала полностью изыматься в доход общества? В этой ситуации была бы обеспечена полная задействованность всех факторов производства и исчезла бы одна из основных причин избыточного давления на запасы биоресурсов - погоня за рентой. Рыбаки были бы заинтересованы вести промысел не только валютоемких объектов, но и тех видов биоресурсов, которые ныне недоиспользуются, поскольку сохранялась бы возможность получать не облагаемую налогами оплату за труд, а у судовладельцев возросли бы гарантии на получение дохода от вложенного в промысел капитала. Рентное налогообложение побуждало бы их использовать биоресурсы наиболее эффективно и рационально в рамках существующего рыночного спроса и требований устойчивого рыболовства. Основной экономической мотивацией для рыбаков становилась бы возможность получать доходы на уровне среднеотраслевой прибыли или квазиренту в случаях дополнительных инвестиций в модернизацию технических средств ведения промысла.

И, наконец, почему бы не заменить все налоги в рыболовстве рентными платежами за биоресурсы? Ведь в сельском хозяйстве вследствие высокой рискованности земледелия взамен налога на прибыль, НДС, налога на имущество организаций и единого социального налога государство уже ввело единый сельскохозяйственный налог, исчисляемый по результатам хозяйственной деятельности.

В пользу устранения неразумной системы налогов в рыболовстве и возможности замены их одним налогом (а правильнее сказать, сбором) - оплатой права пользования биоресурсами на рентной основе - свидетельствует не только теория налогообложения, но и история рыбных сборов в России, которые, как было показано выше, до революции 1917 г. носили выраженный рентный характер (Титова, 2005б).

Зарубежные аналитики отмечают, что изъяны в методах установления ОДУ, пробелы учета и отчетности, позволяющие скрывать истинные объемы вылова, затраты и доходы на промысле, не дают качественной информации для выявления ренты с помощью рыночных механизмов (Iudicello, et al., 1999; Lindner, et al., 1994). К тому же оказалось, что рыночные цены сами по себе не отражают дифференциацию затрат на добычу того или иного объекта, обусловленную различием природных условий промысла. В связи с чем возникают сложности и с дифференциацией ставок платы за биоресурсы в разных промзонах по требованиям методологии рентных оценок (Sissenwine and Mace, 1992).

Вместе с тем проблема изъятия избыточного рентного дохода, образующегося на рыбных промыслах, рассмативается как залог устойчивого рыболовства (Charles, 2001). Поэтому ведется поиск методов установления и взимания рентных платежей за водные биоресурсы. Новозеландскими исследователями, к примеру, делаются попытки оценить капитализированную стоимость рыбных ресурсов и другие индексы, необходимые для обоснованной дифференциации ставок платежей с учетом природных параметров. При этом речь идет не только о повсеместном взимании платы за ресурсы, но и в ряде случаев об обосновании мотиваций для полного освобождения рыбаков от нее. К примеру, имеются расчеты, подтверждающие, что в Новой Зеландии платежи целесообразно взимать только с 15 крупных держателей квот биоресурсов, в руках которых сегодня сосредоточено 9/10 всех прав в рыболовстве, а 500 мелких квотодержателей имеет смысл полностью освободить от платы за коммерческое использование рыбных запасов (Iudicello, et al., 1999).

Анализ зарубежного опыта позволяет сделать заключение о том, что плата за пользование биоресурсами в развитых странах до сих пор не приобрела системных взаимоотношений между государством и рыбаками, которые могли бы стать образцом для подорожания.

Сокрытие доходов от налогообложения и искажение отчетности стало массовым явлением и в российском рыболовстве. Аналитики считают, что при существующих формах учета уловов и состоянии отчетности для рыбаков это не представляет особого труда. Они всегда могут доказать налоговым службам убыточность промысла, т. к. издержки отражаются в отчетах, а доходы нет. В качестве примера о сокрытии прибылей можно сослаться на факты, которые приводятся В. В. Шевченко и В. В. Комличенко (Шевченко, Комличенко, 2004). В Мурманской области до 2004 г. действовали льготы для малого предпринимательства в течение двух первых лет деятельности, выражавшиеся в освобождении от налогов на прибыль. В льготных условиях не было потребности ее скрывать, и в отчетах фиксировался высокий уровень рентабельности. По истечении льготного срока издержки на промысел резко и необоснованно возрастали, а рентабельность промысла снижалась.

Хотя, по расчетам, рентабельность добычи тресковых в Баренцевом море и в настоящее время остается достаточно высокой, поступления от налога на прибыль за последние годы снизились в три раза. В качестве контрмеры против сокрытия доходов исследователи предлагают на безвозмездной основе наделять квотами те суда, которые обеспечивают добычу тресковых с максимальной бюджетной отдачей.

Поскольку с определением рыночными методами рентной ценности морских биоресурсов возникают большие сложности, растущее внимание стали привлекать нерыночные способы выявления ренты. Речь идет о так называемых "теневых" (расчетных) ценах. Методы формирования "теневых" цен подробно описываются в зарубежных справочных пособиях (Gittinger, 1982; Squire, 1975; Ward, et al., 1991). Они базируются на использовании приемов субъективных оценок - опроса мнений, экспертных оценок и расчетов, ранжирования, выявления предпочтений потребителей, применении эталонных оценок и т. д. (Титова, 2005а).

В приложении 5 приводится проект Технического задания, который был составлен Московским представительством ВБ для предварительной оценки рентного потенциала водных биоресурсов в России. Он любопытен тем, что, с одной стороны, дает представление о том, какая информация интересует ВБ, а с другой, - наводит на размышления о том, почему ВБ стремится собрать подобную информацию через научных консультантов, а российские органы государственного управления рыбными промыслами не ставят перед собственной наукой аналогичные цели. Справедливости ради надо сказать, что в настоящее время даже при большом желании сложно осуществить сбор запрашиваемых ВБ данных. Вместе с тем до перестройки экономики такой проблемы не существовало. Состояние учета и отчетности позволяло провести определение нормативных затрат и стартовых ставок рентных платежей по всем рыбопромысловым бассейнам.

Нельзя не видеть, что многое из того, что сегодня за рубежом уже применяется или рассматривается в качестве способа выхода из кризиса мирового рыболовства, практиковалось в управлении советским рыболовством, но было разрушено в ходе либеральных реформ. Это относится не только к состоянию учета и отчетности, но также и к столь необходимым мерам государственной поддержки рыболовства в условиях передела зон влияния в Мировом океане. Научный потенциал, обеспечивавший потребности советского рыболовства, по уровню подготовки считался одним из лучших в мире. Без этого страна не смогла бы удерживать лидирующие позиции в Мировом океане столь продолжительное время. Однако накопленные знания по методам стоимостной оценки биоресурсов оказались невостребованными в большей своей части.

Они утрачиваются, и вместе с этим процессом прерываются и разрушаются бесценные ряды информационной динамики, накопленные за длительное время, которые столь необходимы для реализации идеи устойчивого рыболовства и использования в практике регулирования рыболовства рентных оценок.

Свертывание внутреннего рыбного рынка в результате ошибок рыночных преобразований, вызвавших снижение реальной заработной платы и, соответственно, уровня платежеспособности населения также является серьезной причиной рассеивания рыбопромысловой ренты. Сегодня за чертой бедности живут десятки миллионов людей, которые не могут приобретать морепродукты по ценам, значительно превышающим уровень цен на пресловутые "куриные окорочка Буша" и сравнявшимся с уровнем цен на мясо животных. Рыба и морепродукты для населения перестали быть повседневной пищей, как в советское время, а душевое потребление рыбы за годы реформ сократилось вдвое.

На снижение спроса на рыботовары, безусловно, повлияло спекулятивное взвинчивание цен на рыбных аукционах в борьбе за право присвоения рыбопромысловой ренты. Перемещение ренты таким способом от одной группы пользователей к другой поглотило значительные материальные и финансовые ресурсы и легло дополнительным бременем на карман потребителей морепродуктов. Концентрация квот на использование биоресурсов в руках крупных квотодержателей усилила монопольные проявления в рыболовстве и на рыбных рынках, что неизбежно повышает уровень рыночных цен.

Серьезной причиной снижения спроса на морепродукты стали и неоправданно длинные цепочки посреднических организаций (до 4-х) при поставке рыбы и морепродуктов в регионы. По заключениям Счетной палаты РФ, в результате этого розничная цена в магазинах Москвы в среднем превышает цену производителя на свежемороженую рыбу в 2 раза, консервы - в 1,7 раза, рыбу всех видов обработки - в 1,6 раза.

За годы реформ вследствие завышения рыночных цен посредниками доля непосредственного производства в рыночной цене упала с 85,7 до 22,2 %, т. е. в 3,9 раза (Дахов, 2001).

В отличие от западных стран правительство России проявляет поразительное равнодушие к необоснованному удорожанию цен на рыботовары в результате посреднических операций. Хотя, как свидетельствует рассмотренный в разделе 6.3 опыт борьбы с этим явлением в Норвегии, есть способы поддержания цен на доступном для населения уровне. Было бы желание и воля у властных структур, а их-то как раз и нет.

К рассеиванию рыбопромысловой ренты ведет и то, что в разных регионах России сложились явно несправедливые экономически условия доступа населения к морепродуктам. Дело в том, что более 3/4 общей добычи морепродуктов дают дальневосточные моря. Однако примерно 75 % потенциальных отечественных покупателей удалены от их побережий на 7-10 тыс. км. Расстояние от Приморского края и Камчатской области до Москвы, являющейся одним из самых крупных потребителей морепродуктов, составляет соответственно 9,3 и 11,9 тыс. км. Необходимость транспортировки рыбных товаров на такие расстояния приводит к увеличению розничных цен на них в Европейской части России в 2-3 и даже 4 раза (Корельский и др., 2003).

Сходные проблемы возникают и в бассейне Баренцева моря, который является вторым по значимости в обеспечении населения страны морепродуктами. О явной неконкурентоспособности российских способов перемещения морепродуктов сухопутными путями в борьбе за место на мировых рынках свидетельствует и тот факт, что у ближайших соседей России положение с этим гораздо более выгодное. На Дальнем Востоке, к примеру, плотность транспортной сухопутной сети почти в 6 раз ниже в сравнении со средними показателями по России. Если же сравнивать этот показатель с другими странами, то разница будет еще более значительной. В Китае он в 20 раз выше, чем на российском Дальнем Востоке, а в Японии показатель плотности транспортной сети превышает российский в 600 раз (Бакланов, 2001). Естественно, что при отстраненности государства от необходимости нивелировать на макроэкономическом уровне пространственные особенности России происходит поглощение промысловой ренты по продуктивности рентой по местоположению, приобретающей отрицательное значение при перевозке морепродуктов в глубь страны. В результате морское сырье направляется по наиболее короткому и дешевому морскому пути в Японию, Южную Корею, Китай или Норвегию, где к тому же для российских рыбаков созданы оптимальные по времени и этике (речь идет об отсутствии унизительных поборов контролирующих служб, число которых при заходе в российские порты превышает два десятка) условия приемки сырья.

Следствием отсутствия разумной протекционистской политики для отечественных рыбаков явилось разрушение российского портового хозяйства и береговых рыбоперерабатывающих производств. Одновременно с этим, благодаря экспорту дешевого российского сырья, произошло небывало быстрое развитие и процветание рыбохозяйственных комплексов в городах Пусан (Республика Корея), Сиэтл (США), Вакканай (Япония), Киркинес (Норвегия) и в ряде населенных пунктов Китая. Так, только в Пусан ежегодно осуществляется более 1000 судозаходов, его посещают порядка 100 тыс. российских рыбаков. В результате общая сумма валютных средств, которые ежегодно оставляют наши рыбаки за рубежом, по экспертным оценкам, достигла 600 млн. долларов США (Дахов, 2001). Это можно рассматривать как упущенную выгоду и для отрасли, и для бюджета России в целом.

Вместе с тем задача создания равных возможностей обеспечения населения рыбой и рыбопродуктами, где бы оно ни проживало, является одной из важнейших функциональных обязанностей любого социально ориентированного государства, к числу которых согласно Конституции принадлежит и Россия. Эта задача вполне выполнима, поскольку в арсенале экономики существуют выверенные практикой знания: теория использования пространства и теория размещения производства. Эти теории исходят из того, что поскольку природно-географические особенности у каждого государства постоянны, проблемы использования пространства и справедливого распределения ограниченных природных ресурсов в любой стране являются фундаментальным фактором, определяющим особенности общественного устройства и инструментарий экономического регулирования. Родоначальником этих теорий считается выдающийся немецкий экономист Й. Г. фон Тюнен, а история теорий ведет свой отсчет с публикации в начале XIX века его книги "Изолированное государство". В ней автор не только причислил пространство к экономическим явлениям, заслуживающим самого пристального внимания в практике государственного строительства, но и исследовал его в неразрывной связи с теорией ренты (Тюнен, 1926).

Огромный вклад в становление названных теорий и методов их практического использования внесли советские экономисты. Подтверждением их заслуг мировым сообществом является присуждение нобелевской премии советскому ученому академику Л. В. Канторовичу за работы по теории оптимального размещения производительных сил и использования пространства. В основе этих работ лежали объективно обусловленные оценки предельной производительности факторов производства, являющиеся применительно к природным ресурсам математическим аналогом понятия ренты (Канторович,1959). Поэтому вряд ли можно найти разумное оправдание тому, что научные заделы по проблемам, столь важным для жизнеобеспечения страны таких масштабов, как Россия, с началом либеральных реформ были выброшены на свалку истории. В результате произошла подмена макроэкономических требований политической географии региональной экономикой, в рамках которой не могут быть реализованы положения, обеспечивающие оптимальное размещение производительных сил в целом по стране на основе совместного учета критериев экономической эффективности и национальной безопасности.

Причины пренебрежения российских реформаторов к теории использования пространства во многом объясняются догматической приверженностью их к англоязычным теориям неолиберального толка. Хотя на серьезные и часто необъяснимые пробелы неоклассической экономики в отношении оптимального использования пространства указывают многие ученые. В частности, А. Маршалл, считающийся первым неоклассиком, еще в начале XX века призывал английских экономистов проявить интерес к данному обстоятельству, поскольку "неравенство в местоположении по отношению к лучшим рынкам является столь же сильным фактором возникновения в избытке производительности, как и неравенство по плодородию". Хотя для Англии, считал он, с ее высокой плотностью населения и хорошими сухопутными транспортными коммуникациями (от себя добавим: гораздо меньшими масштабами, чем Россия, и чрезвычайно большим рентным выигрышем, который дают морские побережья и удобно расположенные порты. - Г. Т.) это и не является роковой ошибкой (Маршалл, т. III, 1993: 46).

"Удивительное презрение к теории размещения" приверженцев неоклассической экономики поражает и другого всемирно признанного английского экономиста М. Блауга. Подобное положение вещей он называет "одной из великих загадок в истории развития экономической науки" и видит причины этого в "консерватизме и зашоренности мышления", не позволивших поставить на службу обществу важнейший геополитический фактор (Блауг, 1994: 568, 583-584).

Для России игнорирование теории размещения производства экономическими ведомствами оборачивается для общества большими потерями, поскольку при огромном "плече" сухопутных перевозок именно умение управлять пространством позволяет обосновать параметры устойчивости российских регионов в мировом региональном делении (европейском, северном, среднеазиатском, азиатско-тихоокеанском и т. д.) и принципы сохранения целостности государства в открытой экономике. Хотя обеспечение геополитических интересов, как правило, не всегда совпадает с получением экономических оптимумов, теория размещения производства позволяет решать проблему национальной безопасности с позиций экономии всех совокупных ресурсов с учетом географических и природно-климатических особенностей страны.

Рис. 21. Поглощение ренты по продуктивности фактором местоположения

Исходя из теории использования пространства, решение проблемы обеспечения жизненно важных поставок морепродуктов внутрь страны должно взять на себя государство. "Плечо" сухопутных перевозок и пресловутые особенности российских дорог таковы, что вряд ли правомерно, как это предлагают некоторые исследователи, относить их к числу факторов, определяющих ренту по местоположению на рыбных промыслах, и рассматривать возможность нивелирования ее отрицательного значения за счет ренты по рыбопродуктивности (Гаврилов, Романов, 2003). Представляется, что с сущностной точки зрения было бы более правильным оценивать ренту по местоположению только в границах "промзона - порт сдачи сырья" и не взваливать на плечи рыбаков и рыбообработчиков непосильную для них задачу обеспечения морепродуктами населения России. Вместе с тем проблема поглощения ренты по продуктивности рентой по местоположению в рыболовстве (рис. 21) заслуживает самого пристального внимания и исследования.

Тем более, что рента по местоположению проста в исчислении, а компенсация ее отрицательных значений при необходимости может производиться посредством дифференциации льготных тарифов на ГСМ.

Изложенное позволяет сделать вывод, что при масштабах России вывести рыбохозяйственный комплекс из системного кризиса и повысить рентный доход от использования морских биоресурсов можно только при условии регулирования энергетических и транспортных тарифов.

"Мы надеемся, что у нас не будет запоров
на границе".
Виктор Черномырдин, бывший премьер-
министр правительства России.
("Итоги", 1996, № 28)

Не только изъяны в налоговой системе, но и отсутствие в России внятной экспортной и таможенной политик в немалой степени способствуют рассеиванию рыбопромысловой ренты. Как известно, весь экспортный оборот в 200-мильной экономзоне с 1992 г. оказался в руках частных предпринимателей, которые в ничем и никем неограничиваемом стремлении к сиюминутным сверхприбылям, стали направлять в сопредельные государства огромную часть улова морских биоресурсов, а заодно и потенциальные налоговые поступления. За рубеж переместились самые рентабельные части рыбохозяйственного комплекса (переработка рыбы, обеспечение и обслуживание флота, судоремонт и т. д.).

Обращая внимание на недостатки экспортной и таможенной политик, следует напомнить, что, выходя за национальные границы любая природная рента, и рыбопромысловая не составляет исключение, принципиально меняет свой облик. Как отмечают исследователи, при продаже природного сырья на мировых рынках рента обретает форму сверхприбыли от торговых операций. Основным рентообразующим фактором в данном случае становятся мировые цены, которые могут существенно отличаться от цен внутренних. Вследствие этого некоторые экономисты называют мировую природную ренту "ценовой рентой" (Кимельман, Андрюшин, 2004; Тропко, 2004; Яковец, 2003). Она представляет собой разницу цен на сырье на внутреннем и мировом рынках и изымается государствами-поставщиками природного сырья с помощью таможенных пошлин, акцизов, налогов на сверхприбыль. Хорошо известно, что огромная доля мировой природной ренты присваивается ТНК и странами-импортерами сырья, которые используют для этого разнообразные приемы, включая трансфертные цены, уклонение от налогов и прямой подкуп чиновников в государствах-экспортерах (Яковец, 2003). Поэтому именно системы таможенно-экспортных сборов и пошлин и контроля экспорта предназначены для защиты национальных интересов при передаче сырья за рубеж. В России изъятие ценовой ренты пока практикуется только при внешней торговле нефтью и газом, хотя эта проблема не менее актуальна при экспорте морепродуктов, леса и другого природного сырья.

Экспорт российских морепродуктов за годы реформ существенно возрос. За последние пять лет ежегодно направляется за рубеж треть морепродуктов, выловленных в российской ИЭЗ. А в 2004 г. официальный экспорт рыбы и рыбопродуктов составил 43 % (1,254 млн. т при улове 2,913), из которых 9/10 пришлось на живую, свежую, охлажденную или мороженую продукцию, т. е. товары с низким уровнем переработки. К официальным данным следует добавить нелегальные обороты, которые по экспертным оценкам сравнялись с регистрируемыми статистикой объемами.

Темпы нарастания импорта достигли беспрецедентного уровня после начала аукционной торговли квотами. Производство же рыботоваров для собственного внутреннего рынка и на экспорт с добавленной стоимостью стало ежегодно уменьшаться на 50 тыс. т (Бобылов, 2004).

При этом происходит падение экспортных цен на рыбу при одновременном и существенном росте цен импортируемых рыботоваров. Так, если накануне введения аукционов экспорт превышал импорт в натуральном выражении в 2,2 раза, а в стоимостном - в 7,9 раза, то в 2004 г. это соотношение снизилось соответственно до 1,4 и 1,9 (табл. 10).

Возникший в результате экспортной направленности рыбной отрасли дефицит в белках животного происхождения в России стал удовлетворяться за счет поступления практически в тех же объемах "куриных окорочков" из США, а также импорта от соседей по морским побережьям рыбопродуктов с глубокой степенью переработки, т. е. с высокой добавленной стоимостью.

Импорт все больше стал занимать важную для населения нишу рыботоваров относительно невысокой стоимости. При этом значительную долю в нем (по различным данным от 35 до 60 %) составляет российский реэкспорт (Корзун, 2004). Рост импорта в условиях ненасыщенности внутреннего рынка дешевыми отечественными рыботоварами свидетельствует о реальной угрозе российской продовольственной безопасности и серьезных изъянах социальной политики государства.

Таблица 10. Соотношение экспорта и импорта рыбных товаров в России 2000-2004 гг.(По Ю.А. Бобылову, 2005)

Результат экспортной направленности российского рыболовства налицо: простаивающие от безрыбья российские береговые предприятия, судоверфи, пустующие холодильники, умирающие поселения. Зато процветают рыбоперерабатывающие предприятия у соседей и, в частности, в Норвегии, 70 % обрабатывающих предприятий которой работают на российском сырье, возвращая его в торговую сеть России после глубокой переработки. Государства-импортеры отечественного сырья получают многократную выгоду, которая выражается не только в присвоении ценовой ренты, но также в росте дополнительных поступлений в бюджет из сферы переработки. Сложившаяся практика позволяет соседям России снижать налоги на промысле, субсидировать развитие собственного флота и продолжать вытеснять российских рыбаков из борьбы за обладание биоресурсами Мирового океана. От подобной практики российская экономика несет огромные потери.

Отсутствие в России государственной поддержки глубокой переработки сырья и повышения налоговых поступлений в результате этого поражает даже экспертов из стран-импортеров российских морепродуктов (Норвегия, Япония и др.). Так, по оценкам японских специалистов, экспорт в их страну российских морепродуктов по легальным и нелегальным схемам за 1992-2002 гг. возрос в 6 раз. Японская статистика зафиксировала, что за указанный период было ввезено из России только ракообразных 634 тыс. т на сумму 52,5 млрд. долл. США. Из них лишь 44 тыс. т (387,2 млн. долл.) прошли через российскую таможню. Благодаря распродаже сырья по демпинговым ценам, за этот же период средние цены на ракообразные, импортируемые из России, упали с 13,2 до 6 долл./кг (Гаврилов, 2005).

Как следует из данных табл. 6, от неумения создать новые сегменты на собственном продовольственном рынке Россия ежегодно теряет, как минимум, 0,5 млрд. долл. США. Зарубежные эксперты не могут найти объяснение причин столь длительного бездействия российских политиков при столь очевидных фактах расхищения национальных богатств.

Российские экономисты констатируют факты значительного (в 3-5 раз) разрыва между экспортными ценами российских рыбных товаров (прежде всего мороженой рыбы) и конечной ценой их реализации на мировых рынках. В данном случае речь идет именно о ценовой ренте, включение которой в бюджетные потоки может стать весомым аргументом для того, чтобы использовать рыбопромысловую ренту, образующуюся внутри национальных границ, для становления российского рыбохозяйственного комплекса. Р. В. Гаврилов и Е. А Романов полагают, что для рыбного хозяйства посильны рентные платежи за экспортируемые за рубеж рыбу, крабы, креветку и другие валютоемкие морепродукты (без снижения нормальной нормы прибыли) на уровне до 500 млн. долл. в год (Гаврилов, Романов, 2003). С учетом ренты с иностранных судовладельцев, добывающих рыбу в российской экономзоне, эта сумма может прирасти и использоваться для поддержки предпринимателей, желающих обслуживать внутренние рыбные рынки.

Тому, что значительная часть валютной выручки перешла в руки иностранных посредников, в значительной степени способствовали аукционы квот. Ведь квоты приобретались российскими рыбаками на кредиты, полученные за рубежом. Условием погашения кредитов являлась поставка сырья за рубеж по фиксированным (естественно, демпинговым) ценам. Тем самым иностранные кредиторы добились увеличения поставок сырья, усиления позиций на рынке при сохранении высокой рентабельности выпуска рыботоваров собственными предприятиями.

Доступ иностранных фирм к биоресурсам российской экономзоны происходит и по другой схеме: подставная российская компания берет кредит у западного партнера, на который приобретает у него же судно.

Поменяв флаг страны, компания закладывает судно продавцу в обеспечение кредита. После чего по договору о совместной деятельности российская сторона обеспечивает демпинговые поставки сырья кредитору в счет погашения долга (Корзун, 2004). Таким способом российское общество дотирует перерабатывающие предприятия за рубежом, разрушая рыбохозяйственную инфраструктуру на собственных побережьях.

От своих берегов российских рыбаков гонит нелепая и забюрократизированная система контроля и проверки судов. По этой причине не только рыбаки не стремятся сдавать рыбу на собственной территории, но даже и приобретенные за границей промысловые суда нового поколения не спешат заходить в российские порты, т. к. для этого необходимо проходить дорогостоящее таможенное оформление. И вместе с тем без всякого таможенного оформления те же суда могут заниматься промыслом ресурсов в экономической зоне России за пределами территориального моря.

Разительный контраст российской практике являет система портовых сборов и таможенных досмотров в других странах. Если в России обработка судна при заходе в порт занимает несколько суток, то в Норвегии - три часа. Поэтому рыба и сдается в тех портах, где рыбопромысловые суда получают ощутимые преимущества при стоянке в порту и прохождении контроля. К примеру, при сдаче сырья в Норвегии наши суда освобождаются от платы за стоянку у причалов и бесплатно получают воду. Хотя, как считают специалисты, если убрать лишние бюрократические препоны, то и у нас обработку судов можно обеспечить за 6 часов (Спиридонов, 2001).

В мировом рыболовстве, действительно, трудно найти примеры того, чтобы на рыбных промыслах в экономзонах действовали налоговые и таможенные политики, направленные против интересов собственного населения и товаропроизводителей, как это происходит в России на протяжении рыночных реформ. Разве не удивительно, что Польша, где стоимость рабочей силы и энергоносителей выше, чем в России, поставляет вполне конкурентоспособную рыбопродукцию на российский рынок? Это стало возможным лишь потому, что польское правительство, стремясь удешевить сырье для собственных перерабатывающих предприятий, освободило от сборов и налогов всех, кто завозит сырье на переработку и, напротив, повышает пошлины на ввоз готовой продукции. Закупая сырье у Норвегии, Швеции, Дании и поставляя рыбопродукты глубокой переработки в Россию, поляки имеют значительный доход от подобной практики (Тишков, 1999).

Изложенное свидетельствует о неэффективности внешней торговли рыбопродуктами в России. Поэтому только изменение экспортной политики и ужесточение контроля движения сырья позволит сократить поставки охлажденной и мороженой рыбы за рубеж, увеличить доходы казны и прекратить угрожающую экспансию импорта. Если государство к тому же окажет содействие продвижению российского сырья и рыбопродуктов в отдаленные от побережий регионы, то только за счет этого уже в 2008 г. можно будет увеличить среднедушевое потребление рыбы с 10 до 15,5 кг/год, т. е. до среднемирового уровня (Бобылов, 2005а).

С большим запозданием правительство подготовило проект постановления "О вывозе сырья и продукции, производимой из водных биологических ресурсов исключительной зоны и континентального шельфа Российской Федерации", которым предусмотрена обязательная регистрация продукции морского промысла в рыбных портах России. Эта мера давно практикуется некоторыми государствами, в частности, Норвегией, однако по непонятным причинам положительный опыт до сих пор не заимствуется российскими политиками, несмотря на катастрофическое положение дел с нелегальными оборотами в рыболовстве.

Вместе с тем профессионалы весьма скептически оценивают эффективность заложенных в указанном постановлении мер, поскольку его нормы носят преимущественно отсылочный (порученческий) характер и могут быть реализованы за 2-3 года, тогда как узел накопившихся экспортных проблем следует разрубать незамедлительно. Нельзя не разделить их озабоченность: при сложившейся тенденции сокращения уловов, регистрировать на берегу скоро будет нечего, а проблема рассеивания рыбопромысловой ренты исчезнет сама по себе.

Закрепленные Налоговым кодексом РФ платежи за водные биоресурсы не имеют ничего общего с рентными платежами. Они введены вне контекста налоговой реформы в рыболовстве, целью которой должно было стать снижение налогового бремени на труд и капитал. Возобладавшая в законодательстве формула "платежи за биоресурсы + все остальные налоги, предусмотренные Налоговым кодексом", проигнорировала специфику рыболовства. Такого, как в России, гнета налогового бремени не знает ни одно рыболовство в мире. Утяжеление налогового бремени усугубило системный кризис российского рыболовства, снизило его конкурентоспособность на мировых рынках, привело к рассеиванию рыбопромысловой ренты и превращению ее в свою противоположность - антиренту. Проблема дальнейшего совершенствования рентного налогообложения скомпрометирована и загнана в тупик.

Ситуация в рыболовстве, масштабы браконьерства и теневых оборотов сегодня таковы, что на смену либеральной практике регулирования рыболовства должно прийти ответственное государственное управление, направленное на:

- осмысленную подготовку и проведение налоговой реформы адекватно специфике рыболовства, целью которой должен быть переход к рентоориентированному налогообложению и даже сведение всех налогов на промысле к одному: рентным платежам за пользование водными биоресурсами;

- создание условий для исключения монопольных проявлений и сговора при формировании рыночных цен;

- внесение коррективов в экспортную и таможенную политики и ужесточение контроля экспортных поставок рыбы и морепродуктов за рубеж;

- восстановление рыбного рынка внутри страны,

- регулирование транспортных тарифов при поставке рыбы и морепродуктов в отдаленные от морских побережий регионы;

- контроль посреднических операций при торговле морепродуктами и применение санкций за необоснованное завышение цен посредниками;

- проведение по аналогии с развитыми странами протекционистской политики по отношению к отечественному рыбохозяйственному комплексу;

- "высвечивание" рентных потоков посредством: совершенствования учета и отчетности в рыболовстве; использования нормативных методов определения затрат на промысле; применения элементов планирования и балансовых расчетов, а также других нерыночных способов регулирования пользования ресурсами общенациональной принадлежности частными предпринимателями.