Российское рыболовство, если учитывать общие запасы биоресурсов в ИЭЗ, общую стоимость основных фондов, объемные показатели уловов и выпуска товарной продукции, численность занятых в рыбохозяйственном комплексе, можно считать правопреемником советского рыболовства. По крайней мере, при дележе совокупного богатства, имеющего отношение к рыбохозяйственной деятельности, Россия получила не менее 9/10 того, чем обладал СССР. России к тому же достались наиболее квалифицированные управленческие, научные и технические кадры, с помощью которых советское рыболовство и добилось столь выдающихся успехов в освоении биоресурсов Мирового океана.

Освоение Мирового океана советскими рыбаками после Второй мировой войны было впечатляющим по всем технико-экономическим и научным параметрам развития. Инерция военного потенциала, набравшего огромную мощь за годы войны, позволила СССР стать первым не только в завоевании космического, но и океанического пространства.

Китобойные флотилии, мощный траловый флот, тунцеловы, перерабатывающие заводы в открытом океане, рефрижераторный флот, глубинные тралы, батискафы и эхолоты для промразведки появились за короткий по историческим меркам отрезок времени. Можно сказать, практически в мгновение ока. Уже в 1960-х гг. советский флот стал присутствовать в самых продуктивных зонах прибрежных морей всех континентов. Достаточно вспомнить, что СССР до перестройки экономики лидировал в Мировом океане, попеременно деля с Японией первое и второе места в числе лидеров мирового рыболовства. Об успехах развития рыбной промышленности свидетельствовали и международные выставки Инрыбпром в Ленинграде, которые проходили каждые 5 лет.

Вряд ли можно назвать другую отрасль, которая развивалась бы столь быстрыми темпами. За треть века уловы океанической рыбы возросли в 8 раз, с 1,3 млн. в среднем за 1946-1950 гг. до 10,4 млн. т за период 1981-1991 гг. (рис. 10). Это почти вдвое опережало темпы роста мирового рыболовства, объемы которого за тот же период увеличились примерно в 4,5 раза.

Рис. 10. Динамика улова рыбы в СССР по периодам перспективы, млн. т. (Источник данных: Зиланов,1996)

Высокие темпы развития советского рыболовства обеспечивались тем, что за три послевоенных десятилетия количество крупных судов в рыбной промышленности возросло более чем в 5 раз, суммарная мощность их главных двигателей - почти в 6, емкость охлаждающих трюмов - в 10, а производительность судовых морозильных установок - в 75 раз. Такая динамика развития стала возможной благодаря целенаправленной политике государства. С ростом флота развивалась и береговая база (порты, судоремонтные заводы, холодильники, специализированные транспортные средства, рыбообрабатывающие предприятия), строительство комплексов рыбной гастрономии в регионах, которые могли обеспечивать переработку мороженых полуфабрикатов в широкий ассортимент готовой продукции по потребностям областей, краев и республик СССР (Войтоловский и др., 2003).

Изменение международно-правового режима использования биоресурсов в Мировом океане в 1982 г. самым негативным образом сказалось на экономических результатах советского рыболовства не только потому, что за право промысла вблизи чужих берегов теперь надо было платить или оказывать государствам иные услуги. Наряду с этим стали складываться непростые отношения с США, Японией, Норвегией и другими странам всеми способами пытающимися ограничить отечественному флоту доступ к ресурсам и пространствам Мирового океана.

Необходимость оплаты права пользования биоресурсами в 200мильных экономзонах других государств привела к снижению эффективности промысла именно в тот период, когда начали сказываться допущенные в стратегии развития отрасли серьезные структурные перекосы и ошибки, заключавшиеся в недооценке необходимости развития прибрежного рыболовства, береговой рыбообработки и иной рыбохозяйственной инфраструктуры. Дело в том, что в советский период львиная доля капитальных вложений направлялась на развитие рыболовства вдали от собственных берегов. Индустриализация береговой базы значительно отставала от темпов развития океанического флота и роста уловов. Поэтому к началу перестройки экономики в структуре основных фондов отрасли преобладали достаточно изношенные крупнотоннажные океанические суда, не приспособленные для ведения промысла в собственной ИЭЗ, а также отсутствовали финансовые ресурсы, которые можно было бы использовать для модернизации флота и развития аквакультуры.

И все же из трудной ситуации выход можно было найти. Ведь под российскую юрисдикцию перешли самые большие по суммарной акватории экономзоны, которые включали наиболее продуктивные моря Мирового океана: Баренцево, Берингово и Охотское. При правильной государственной политике, включающей налоговые льготы, льготные инвестиционные кредиты и т. п., рациональное использование биоресурсов в прибрежных морях России позволяло создать изначальный капитал, достаточный не только для модернизации флота соответственно новым правовым реалиям, но также и для развития аква- и марикультуры, поскольку морской промысел вплоть до 1992 г. был рентабелен.

К сожалению, российское рыболовство, не найдя выхода из-под пресса одних перемен, попало в тиски других. Китайские мудрецы не напрасно сочувствовали поколениям, которым приходилось жить в эпоху перемен, ибо перемены всегда связаны с переделом собственности, анархией, ростом преступности, с социальными и экономическими потрясениями. Что касается отечественного рыболовства, то по своим последствиям рыночные перемены образца 1992 г. для него оказались более разрушительными, чем передел зон влияния в Мировом океане.

Об этом опять-таки можно судить прежде всего по динамике уловов.

Как следует из рис. 11, вылов рыбы в морях сократился с 7,8 млн. т в 1990 г. до 3,2 млн. т в 2003 г., т. е. 2,4 раза. В 2004 г. он достиг рекордно низкого уровня - 2,96 млн. т.

Рис. 11. Улов рыбы и морепродуктов в России в 1990-2004 гг.,млн.т.

Следующий график (рис. 12) подтверждает, что сегодня российский флот практически покинул открытые зоны Мирового океана, к тому же промысел в ИЭЗ других государств уменьшился вдвое. По сравнению с 1990 г. почти вдвое снизился и вылов в собственной экономзоне, а производство аквакультуры сократилось в три раза (Мамонтов, 2004), т. е. по объемным показателям отечественное рыболовство в результате рыночных реформ оказалось откинутым на тридцать лет назад.

Рис. 12. Динамика улова рыбы и морепродуктов в России в разных промысловых зонах, млн. т.

Однако негативные перемены в рыболовстве коснулись и других стран. Поэтому резонны вопросы: сдал ли позиции кто-нибудь из лидеров мирового рыболовства так, как Россия, а если сдал, то почему, и на каком месте в мире по рангу сегодня находится российское рыболовство? Ответ на эти вопросы дает рис. 13, где приведена динамика уловов в лидирующей восьмерке (Япония, Россия, Китай, США, Чили, Перу, Индия и Индонезия). В самом начале периода передела промысловых зон Мирового океана (1985 г.) на эти страны приходилось 54 % мирового улова (40 из 74 млн. т), а лидировали Япония и Россия. В 2002 г. на восьмерку приходилось уже 60 % мирового улова (50,5 из 84,5 млн. т).

Что касается России, то она из бесспорного лидера к 2002 г. переместилась на восьмую позицию, пропустив вперед США, Индию, Индонезию и другие страны. Исключение в лидирующей восьмерке составляет Япония, так же, как и Россия, снизившая уловы за рассматриваемый период (с 10, 7 млн. т в 1985 г. до 4,4 млн. в 2002). Но в данном случае это объясняется не только тем, что выросли затраты на содержание экспедиционного промысла из-за необходимости оплачивать право лова в экономзонах других государств, а также вследствие постоянного роста затрат на горюче-смазочные материалы. Не менее важной причиной свертывания японского промысла является и открывшаяся для Японии счастливая возможность скупать у России рыбу-сырец по демпинговым ценам. Благодаря этому Япония стала крупнейшим импортером рыбной продукции (19 % мирового импорта). Собственные же инвестиции она предпочитает вкладывать в аква- и марикультуру, объем производства которой достиг в 2002 г. 1,4 млн. т, тогда как в России за рассматриваемый период он сократился в три раза и составил в 2002 г. всего лишь 0,1 млн. т.

Рис. 13. Добыча морских биоресурсов лидерами мирового рыболовства, млн. т.(Источник FAO, 1997, 2004)

Разительным контрастом положению отечественного рыболовства могут быть успехи Китая, который, начав рыночные реформы вместе с Россией, сумел достичь беспрецедентных темпов роста ВВП, поскольку проявил при этом политический прагматизм для завоевания устойчивых позиций в Мировом океане. За 1985-2002 гг. Китай сумел учетверить свои уловы (16,6 млн. т против 4,2), а вместе с аквакультурой (без учета добычи водорослей) они возросли в 7 раз.

Так что и российским рыбакам не было никакого резона сдавать свои позиции в рыболовстве, если бы государство проявило заботу о них по аналогии с другими странами, а также не забыло о своей обязанности выполнять важнейший социальный заказ - обеспечение продовольственной безопасности и здоровья населения страны. Тем более, что потенциально возможный допустимый улов рыбы и нерыбных объектов в зонах российской юрисдикции оценивается отраслевой наукой в 5-6 млн. т. В долгосрочной же перспективе, которая включает развитие аквакультуры и возвращение отечественных рыбаков в Мировой океан, общий улов России может вернуться на исходные по сравнению с 2004 г. (2,96 млн. т) позиции и составить 7,3-7,7 млн. т (Концепция развития…, 2003). Однако выполнение задачи роста уловов для отрасли в условиях международных и внутренних перемен весьма проблематично, т. к. государственная поддержка ее за годы реформ не в пример другим странам сократилась более чем в 4 раза, а начиная с 1995 г. была практически полностью утрачена возможность получения льготных инвестиционных кредитов на рыбохозяйственную деятельность внутри страны.

Об общем упадке отрасли свидетельствуют не только объемные показатели, но и динамика показателей экономической эффективности, таких, как рентабельность промысла, рост задолженности, наличие оборотных средств, моральное и физическое старение основных фондов, а также изменение в худшую сторону социальных индикаторов: уровня безработицы, среднедушевого потребления рыбопродуктов населением и т. д. Так, промысел из рентабельного (+19, +37% в 1990-91 гг.) стал убыточным (-8% в 2003 г.) (Зиланов, 2004). Практически весь промысловый флот был передан в частные руки, многие вспомогательные суда за бесценок проданы новыми владельцами за рубеж, чем была разрушена технологическая взаимосвязь судов на промысле. Возраст половины из оставшихся судов сегодня приблизился к 20 годам, а 9/10 их общей численности попадает в группу службы "10 и более лет" (Войтоловский и др., 2001).

Резкий одномоментный рост цен на ГСМ и высокие ставки за кредиты привели к тому, что за рубеж мгновенно переместились самые рентабельные части рыбохозяйственного комплекса (переработка рыбы, обслуживание флота, судоремонт и т. д.). В результате свертывания производства внутри страны рыбная промышленность только за первые 7 лет реформ потеряла более 190 тыс. рабочих мест на флоте и в сфере переработки сырья, создав несколько десятков тысяч рабочих мест в соседних странах (рис. 14). Имеет смысл напомнить, что, по расчетам экспертов, если Россия наконец-то поставит цель восстанавливать рыбную отрасль, то создание одного рабочего места на флоте ей обойдется в 140-250 тыс. долл. США, а на береговых предприятиях - от 2 до 40 тыс. (Дворняков, 2000)

Об упадке отрасли можно судить и по уровню использования бывших береговых мощностей, которых в советское время явно недоставало для переработки уловов. По сравнению с 1990 г. сохранившиеся на сегодня холодильники, морозильники, консервное производство используются только на треть, коптильни - на 11%, кулинарное производство на 7,9 %, рыбомучное - на 2,7% (Подолян, 2005). Такое положение дел вызвано сокращением объемов поставок сырья, отсутствием у предприятий оборотных средств и плохим техническим состоянием мощностей (пришли в негодность, морально устарели, не приспособлены для новых объектов промысла). К примеру, коэффициент обеспеченности собственными оборотными средствами рыбохозяйственного комплекса в 2003 г. был на 60 % ниже его нормативного значения, что полностью исключает его воспроизводственные возможности (Алдошина, 2004). Напомним, что оборотные средства формируются из выручки предприятий и включают оплату первоочередных платежей, налогов, заработную плату и покупку материалов. Обеспеченность собственными оборотными средствами в плановой экономике жестко контролировалась, поскольку необеспеченность ими сдерживала возможности экономического роста. А сегодня зарплата - это "черный нал", материалы - это бартер, доход - большей частью сокрыт в тени. Что касается государства, то его больше интересует борьба с инфляцией, чем проблемы обескровленной экономики, сдерживающие естественный рост производства и рыночных оборотов, что само по себе порождает инфляцию.

Рис. 14. Динамика рабочих мест в рыбном хозяйстве в России. (Источник данных: Дворняков, 2000)

Одной из самых негативных тенденций российской экономики стало ухудшение качества жизни людей, выразившееся, в частности, в снижении среднедушевого потребления продуктов питания и особенно животных белков. Исследователи с тревогой отмечают, что с началом реформ в России уровень потребления мясных продуктов оказался отброшенным к 1980 г., молочных - к 1970, рыбных - к 1960 (Студенецкий, 1994). При рекомендуемой медиками среднедушевой норме потребления рыбных продуктов в 23 кг за год, этот показатель в России в настоящее время составляет около 10 кг и сократился по сравнению с уровнем конца 1980-х более чем в два раза (рис. 15). Уместно напомнить, что сегодня в среднем на жителя планеты приходится в год 15 кг рыбопродуктов. Каждый норвежец, датчанин, француз, итальянец и канадец за год потребляет рыбы до 25 кг, притом что и среднедушевое потребление мясных продуктов в развитых странах в 2,6 раза больше, чем в России. В США, где жители традиционно предпочитают продукты птицеводства и животноводства, уровень потребления морепродуктов также достиг 23 кг, а в Японии и Исландии к началу третьего тысячелетия он составлял 65-70 кг рыбы в год (Зиланов, 1999).

Рис. 15. Среднедушевое потребление рыбных и мясных продуктов по норме и фактически, кг/год. (Источник данных: Шпаченков, 1999)

В отношении потребления рыбы в первую очередь пострадали центральные регионы нашей страны, "плечо" перевозки сырья в которые достигает нескольких тысяч километров. Отсутствуют и мощности для транспортировки сырья до мест переработки. По этой причине примерно 100 тыс. т добытой рыбы (четверть от улова лососей, сельди, сайры, кильки) вообще не доходит до переработки, а седьмая часть не соответствует нормативной документации по качеству (Подолян, 2005). Более того, в Концепции развития рыбного хозяйства заявлено, что обеспечение роста душевого потребления рыбопродуктов в России до 15 кг/год можно ожидать только к 2020 г. Принимая во внимание высокие пищевые и лечебные свойства рыбопродуктов, сложившееся положение дел можно классифицировать как серьезный изъян современной социальной политики. Не в пример демократической России в бывшем СССР придавалось большое значение проблеме роста уровня среднедушевого потребления рыбы. Поскольку государство поддерживало низкий уровень цен на рыбопродукты и вело протекционистскую политику в отношении рыболовства, они относились к наиболее доступным продуктам животного происхождения. Сегодня же ценная по медицинским и потребительским свойствам рыба заменена небезопасными для здоровья куриными окорочками, поставляемыми из США, и столь же сомнительного качества мясопродуктами из других стран.

Резко снизилось и финансирование рыбохозяйственных научных исследований, включая сырьевые исследования. Прекратились изыскания по основам биоэкономики и методам стоимостной оценки биоресурсов, которые столь необходимы для защиты интересов отрасли в рыночных условиях. Снижение уровня участия отечественных ученых в совместных международных исследовательских проектах приводит к дальнейшему вытеснению российского промысла из Мирового океана (Силкин, Шпаченков, 2001).

Изложенное позволяет сделать заключение, что рыбное хозяйство страны находится в состоянии системного кризиса. И, казалось бы, государство в подобных условиях должно усилить свое присутствие в решении рыбохозяйственных проблем. Однако оно пошло по другому пути: углублению рыночного либерализма.

В конце 2000 года правительство РФ приняло решение о создании первичного рынка квот биоресурсов и закреплении (а правильнее сказать, перераспределении) прав на их добычу с помощью аукционов. Это произошло спустя примерно 15 лет после введения аналогичной меры развитыми странами, когда уже были известны отрицательные последствия торговли квотами за рубежом. Поставив на аукционах в равные условия отечественных и иностранных покупателей квот, российские власти проигнорировали такой немаловажный факт, что правительства развитых стран, вводя режим регулирования рыболовства на основе индивидуальных квот, законодательно закрепили меры протекционистской поддержки промысла для собственных рыбаков в целях вытеснения иностранного флота из акваторий, прилегающих к своим берегам.

Так что советы из-за рубежа относительно рыбных аукционов и продажи квот "эффективным пользователям" вне зависимости от их национальной принадлежности далеко не безупречны и носят корыстный характер. Поэтому российским инициаторам торговли квотами на аукционах требовалось отнестись к заимствованию чужого опыта с большой осторожностью.

Спустя пять лет после введения практики аукционной торговли квотами в России, можно оценить эффект воздействия на рыбохозяйственный комплекс этой рыночной новации. Однако прежде, чем делать это, имеет смысл напомнить аргументы инициаторов и противников "товаризации" биоресурсов в российской ИЭЗ.

По замыслу инициаторов (Минэкономразвития), переход на частичную аукционную торговлю квотами был предпринят в целях дальнейшего развития рыночных отношений в рыболовстве и выявления истинной рыночной стоимости биоресурсов. Аукционы же должны были повысить прозрачность системы распределения биоресурсов, уменьшить уровень браконьерства и нелегальных оборотов, повысить эффективность борьбы с коррупцией в среде чиновников, распределяющих квоты. Сторонники аукционов уверяли, что эта мера направлена на защиту интересов отечественных производителей рыбной продукции, занятых береговой переработкой, поможет возродить судостроение и развернуть промысловые суда от российских берегов в просторы Мирового океана. Весомым аргументом "за" было то, что с помощью аукционов можно будет изъять в бюджет бoльшую часть рыбопромысловой ренты (Ответ…, 2001). Глава Минэкономразвития Г. О. Греф не усматривал в аукционах механизма фискального изъятия. На пресс-конференции в Южно-Сахалинске в сентябре 2001 г. он утверждал, что это способ "наведения порядка" и изъятия в бюджет сверхдоходов браконьеров (Герман Греф…, 2001).

Не так оптимистично были настроены противники аукционов, в число которых входили уважаемые в отрасли управленцы и рыбаки, включая Героев Социалистического Труда СССР и лауреатов Государственной премии СССР, ученые, занимающиеся проблемами рыболовства в отраслевой и академической науке. Не нашли аукционы поддержки и у губернаторов приморских регионов. В целом же аргументы "против" сводились к тому, что аукционы:

- создадут привилегированные условия промысла для иностранного флота;

- в предлагаемой форме означают продажу права браконьерить из-за необходимости оплачивать кредиты на покупку квот, что приведет к истощению запасов наиболее ценных объектов промысла;

- направлены против предприятий, честно платящих налоги, в силу этого имеющих большую задолженность и отсутствие свободных средств на приобретение квот;

- снизят экономическую эффективность промысла;

- лишат малое рыболовство права на борьбу за квоты и обострят проблемы прибрежного рыболовства;

- вряд ли повысят действенность контроля, поскольку проконтролировать, сколько выловлено рыбы и других морепродуктов и перегружено на иностранные суда, практически невозможно.

Аукционы квот биоресурсов сразу дали неожиданный для большинства рыбаков результат: цены на валютоемкие виды морепродуктов "взлетели до небес". Вместе с тем этот результат инициаторы торгов могли ожидать, поскольку опыт развитых стран позволял спрогнозировать спекулятивную скупку прав на промысел крупными судовладельцами, обладателями больших капиталов и теми, кто хотел быстро завладеть ограниченными рентоприносящими биоресурсами. Спекулятивные мотивации возобладали и в России: первый же лот на колючего краба в 14 тонн был продан по цене, в 45 раз превышающей стартовую ставку. Позднее был зафиксирован случай превышения предложенной цены в 75 раз. Более крупные крабовые лоты (в 55 и 100 тонн) были раскуплены в среднем с трехкратным превышением первоначальных цен. На лоты в 50 т пришлось до 60 % от общего числа реализованных прав. В ожесточенной борьбе с молотка пошли все 187 крабовых лотов (Горшечников, Сактаганов, 2001б).

В целом же на первых аукционах (февраль-март 2001 г.) и другие валютоемкие объекты (минтай, сельдь, палтус, треска и др.) были реализованы по ценам в 2-2,5 раза выше стартовых (Струначев, 2001).

Особой популярностью пользовались лоты на минтая, за которые иностранные участники платили намного дороже, чем могли себе позволить российские компании, и скупили половину прав на добычу этого вида. Аукционы выявили и другую скрытую форму передачи иностранцам прав на промысел в российской экономзоне: предоставляя кредиты на покупку квот российским рыбакам, кредиторы из-за рубежа по существу становились реальными владельцами судов, ведущих добычу биоресурсов под российским флагом.

Не имея возможности приобретать лоты по завышенным ценам, российские рыбаки предъявили правительству расчеты, подтверждающие невозможность окупить суммы на приобретение крабовых лотов.

Они свидетельствовали, что владелец лота в 14 т обязательно понесет убытки на сумму 1,3 млн. руб. (Горшечников, Сактаганов, 2001б). А чтобы оправдать покупку лота на камчатского краба и краба стригунаопилио в 50 т при стартовой цене 78,3 тыс. руб./т, надо вылавливать его в три-четыре раза больше, чем позволяет купленное право (Корельский, Гаврилов, Романов, 2003). Рыбаки заявляли, что на аукционах продается право браконьерить, поэтому предлагали сделать для российских участников промысла "цену отсечения", исходя из возможности ведения рентабельной добычи, а иностранных рыбаков наделять оставшимися квотами.

Однако в условиях ажиотажного спроса на валютоемкие виды морепродуктов или движимые иными, во многом непонятными с точки зрения защиты национальных интересов, мотивами инициаторы аукционных торгов не пожелали выслушать мнение специалистов. В марте 2001 г., анализируя первые результаты торгов, первый заместитель министра Минэкономразвития И. Матеров с удовлетворением констатировал: "люди почувствовали, что лучше конкурировать… К аукционам надо относиться как к варианту реального ценообразования". К бесспорным заслугам аукционов он отнес и то, что правительство "волевым решением" смогло подавить "рыбные бунты", которые были не чем иным, как попытками заполучить рыбу на дармовщину, а также сломать антиаукционную коалицию губернаторов, которые "мутили воду". "Теперь все поставлены в равные условия - иди на аукцион и покупай столько, сколько сможешь добыть. При этом давать взятки никому не надо". Вопросы о том, обладают ли честные рыбаки свободными средствами для покупки квот после девяти лет выживания в условиях финансового голода, в чьи руки перейдут ресурсы, помогут ли дополнительные налоговые обременения преодолеть кризисные явления в российском рыболовстве, что станется с прибрежным рыболовством и вообще с рыбацким сообществом в целом, либералов из экономических ведомств не интересовали (Москва торжествует…, 2001).

Негативные последствия неквалифицированных решений сказались быстро. К концу года положение дел в российском рыболовстве выглядело уже не столь оптимистично, как в феврале-марте. На "круглом столе" в Госдуме (октябрь 2001 г.) и на последовавших за ним парламентских слушаниях (14.12.2001) рыбаки, ученые, представители администраций приморских регионов констатировали иное: аукционы снизили экономическую эффективность отрасли, упущенная за год выгода из-за непрофессионального их проведения, приведшего к простою судов в начале путины, и другие потери превысили сумму доходов, полученную от продажи квот. На 35 % уменьшились налоговые поступления в бюджеты разных уровней. Произошло дальнейшее вытеснение российских рыбаков с мирового рынка морепродуктов, поскольку до половины квот в явном и неявном виде были проданы иностранным пользователям (Горшечников, Сактаганов, 2001а). По сравнению с предыдущим годом в 2001 г. иностранные пользователи легально получили квот на вылов биоресурсов на 20,4 % больше, а российские пользователи - на 10 % меньше. К тому же в результате того, что плата за ресурсы была введена в дополнение к другим налогам уже в первом полугодии 2001 г., произошел существенный и во многом спекулятивный рост оптовых цен на минтая, треску, сельдь, кальмара, что, в свою очередь, увеличило розничные цены в 1,5-2 раза. В целом же, по расчетам экспертов, рост цен на морепродукты дополнительно извлек из кармана потребителя 1-1,5 млрд. руб., снизил покупательскую способность населения и, следовательно, потенциальные возможности внутреннего рынка, т. е. был нанесен серьезный ущерб российскому рыбохозяйственному комплексу. В рыбопромысловых регионах выросла социальная напряженность (Зиланов, 2004).

Получившие право лова иностранные рыбаки были поставлены на промысле в привилегированное положение. Их по существу никто не контролировал, тогда как для крупнотоннажного российского флота была вменена суточная норма вылова, которая строго отслеживалась.

Для БАТМ, к примеру, она равнялась 80 т/сутки, в то же время для иностранных судов суточные нормы не устанавливались вообще. Естественно, это способствовало сокрытию уловов иностранными судами однотипных характеристик. Согласно судовым журналам, их улов составлял 6-8 т/сутки, поэтому они отчитывались недоосвоением квот. При этом утверждалось, что они находились на промысле круглый год, хотя приобретенные ими квоты можно было освоить за 15-20 дней. По расчетам специалистов, для крупнотоннажных судов, ведущих промысел под любым флагом, судовая квота минтая в 2 тыс. т (а такие квоты были преобладающими у иностранных судов) оборачивается убытками в 3 млн. долл. США. Так что только очень наивный человек мог поверить, что иностранные суда ведут промысел в российской экономзоне на невыгодных для себя условиях, сжигая только топлива 15-20 т/сутки. Естественно, российских рыбаков не могло не беспокоить, почему не принимаются меры по выдворению иностранцев из российской экономзоны за явное браконьерство и в чем причины столь трогательной заботы о них. А. Арбузов, капитан-директор БАТМ "Остров Сахалин", Герой Социалистического Труда, Лауреат Государственной премии СССР, с горечью отмечает, что честно и нормально работать в своем Отечестве невозможно: "чтобы выжить, надо стать браконьером, или… иностранцем" (Арбузов, 2001).

По сравнению с развитыми странами процесс передела квот биоресурсов в России носил особенно циничный характер. За рубежом "товаризация" квот началась с бесплатного (или за символическую плату, которая, к примеру, в Новой Зеландии составляла всего лишь 3 новозеландских доллара за тонну любого биоресурса) наделения ими рыбаков по историческому праву. Это право формировалось на основе средних уловов за три-пять лет, предшествующих началу введения индивидуальных квот. Получив квоты, рыбаки самостоятельно принимали решения об их продаже-купле, т. е. создавали первичный рынок квот. Государство же на основе цен, сложившихся на первичном рынке, устанавливало или корректировало плату за право пользования биоресурсами (Iudicello, et al., 1999; The New Zealand's Quota…). Но, как было показано выше, подобная схема первоначального распределения квот также была далека от совершенства и не позволяла выявить истинную рентную стоимость биоресурсов. Российские же рыбаки из написания собственной истории попросту были вычеркнуты. "История" рыбных промыслов в России в угоду "искателей" рыбной ренты создавалась заново: вначале следовало купить квоты по спекулятивной цене, вести промысел три года, после чего уровень освоения становился "историей".

Судьба "слабаков", пополняющих ряды безработных, российское государство не интересовала, что опять-таки разительно отличается от практики квотного передела биоресурсов в развитых странах. Хотя и в развитых странах в условиях истощения морских экосистем, первичный рынок позволил сконцентрировать квоты биоресурсов в руках не рыбаков и обострил социальные проблемы в рыбацком сообществе.

Положение российских рыбаков усугублялось тем, что большинство из них стали "слабаками" еще до аукционных торгов по причине ошибок рыночных преобразований, которые были усугублены введением нового международного правового режима в экономзонах прибрежных стран. Из-за отсутствия государственной поддержки в трудный для рыбаков период средне- и крупнотоннажный флот покинул открытые зоны Мирового океана и экономзоны других государств и сконцентрировался у берегов России. Его мощность в основных бассейнах промысла в 4 раза превысила ресурсное обеспечение (Комличенко и др., 2004). Некоторые эксперты считают, что в дальневосточных морях суммарная грузоподъемность судов к началу торговли квотами в 7,5 раз превышала выделяемые лимиты на добычу биоресурсов. Число же краболовных судов на сотню превосходило то количество, которое могло без особых трудов выловить годовой ОДУ камчатского краба (Спиридонов, 2001). Это предполагало, что наряду с удалением при помощи аукционов из промысла "неэффективных" рыбаков, необходимо было предпринять меры для решения проблемы балансового соответствия промысловых мощностей и ресурсных возможностей.

Сходная проблема существует и в ИЭЗ развитых стран. В силу чего правительства этих стран пытаются решать ее посредством выкупа у рыбаков лицензий на промысел, оплаты выходных пособий, выделения значительных сумм из бюджета на борьбу с безработицей в рыбной промышленности, выплаты денежных пособий за вывод судов из промысла, или субсидирования промысла в экономзонах других государств (Титова, 2003б). Так что аукционы по-российски без одновременного решения проблем трудоустройства "лишних" рыбаков и создания механизмов смягчения неизбежного роста конфликтных ситуаций в рыбацком сообществе вряд ли можно признать удачным способом удаления избыточных промысловых мощностей с промысла.

В дополнение к изложенному следует отметить, что в самом начале торговли квотами появилось множество других свидетельств того, что "волевые решения" правительства, игнорирующие мнение профессионалов, лишь усугубили системный кризис рыбохозяйственного комплекса. К примеру, аукционами была сдержана крабовая путина 2001 г., поскольку на аукционы было выставлено 100 % квот на право лова крабов, а торги запоздали. Организаторам торгов не было дела и до того, что для проведения путины рыбаки взяли кредиты и несли убытки из-за простоя судов. Для оплаты квот они прибегли к новым заимствованиям, ориентируясь на стартовые цены, и заложили в качестве гарантий возврата долгов после путины практически все свое имущество.

Однако крабовые квоты пошли с молотка по спекулятивно взвинченным ценам, т. е. при явном поощрении монопольных проявлений организаторами торгов. Для многих мелких предприятий, начавших вставать на ноги после первых потрясений рыночных реформ, аукционы обернулись банкротством. Банкротами стали не только добывающие, но и перерабатывающие фирмы (Струначев, 2001).

Если крабовая путина была в разгаре к старту аукционов, то сельдевые квоты пришлось оплачивать за полгода до начала путины, надолго выводя из дела оборотные средства. Но инициаторы аукционов на такие "мелочи" внимания не обращали, чем лишь усугубили нарастающий конфликт "рыбаки - правительство" и окончательно подорвали доверие рыбацкого сообщества к действиям властей.

При введении аукционов квот в Минэкономразвития не анализировался, а поэтому и не комментировался тот факт, что российские рыбаки - в отличие от иностранных - оплачивают не только приобретение квот, но и платят другие налоги, и опять же на более высоком уровне, чем в других странах мира. Поэтому в борьбе за обладание квотами с иностранными рыбаками российские рыбаки заведомо были поставлены в худшие состязательные условия. К тому же вряд ли можно найти другую страну, где бы рыбаки вместе с прессом налогов так, как в России, страдали от поборов контролирующих служб. Вкупе с налогами это и является главной причиной ухода промысла в теневую экономику.

Пытаясь доказать Минэкономразвития более высокую общественную пользу от передачи квот российским пользователям, рыбаки делали и предоставляли министерству сравнительные расчеты самостоятельно. Упоминавшийся выше капитан-директор БАТМ "Остров Сахалин" А. Арбузов приводит данные о сравнительной экономической эффективности от покупки на аукционах права на добычу охотоморского минтая однотипными крупнотоннажными иностранными и отечественными судами. В качестве базы он взял объемные и экономические показатели промысла его судном в 2000 г., добавив к ним плату за ресурсы по условиям аукционов 2001 г. Его расчеты подтвердили, что отечественные суда могут дать суммарный экономический эффект, выражающийся в виде поступлений в бюджет от налогов, сборов, а также зарплаты занятых на промысле, на 500 тыс. долл. США больше, чем в случае продажи той же квоты иностранцам. В дополнение к этим расчетам А. Арбузов приводил и иные доводы, с которыми трудно не согласиться: отечественные суда обеспечивают занятость не только по отраслевой технологической цепочке, но и занятость правительственных чиновников, налоговых инспекторов и многочисленных стражей порядка (Арбузов, 2001). Но чиновников, судя по всему, никто не понуждает заботиться об общественной пользе от использования ресурсов, принадлежащих народу России, в более широком ракурсе, нежели от разового наполнения бюджета (а иногда и собственного кармана). Хотя, как вскоре оказалось, из-за последовавшего перелова валютоемких видов биоресурсов аукционная вакханалия, действительно, стала "пирровой победой" для бюджета.

Много нареканий высказывалось и по поводу того, что рыбаками не понятны роль аукционных бирж, критерии их отбора, уровень затрат общества на содержание дополнительной бюрократии и т. д.( Год спустя рыбаки уже знали ответ на этот вопрос. Это заключение можно сделать из интервью "Российской газете" (14.08. 2002), которое дал очередной председатель Госкомрыболовства Е. И. Наздратенко. Самое плохое в аукционах, утверждал он, было то, что они резко увеличили затраты на содержание бюрократии по управлению квотами и поразили рыбаков своей циничностью. Аукционная биржа за два дня работы, ничего не делая, просто предоставив помещение для проведения аукционов, зарабатывает более 30 млн. руб. "Такие бы деньги да на строительство сейнеров в Северодвинске пустить! - с сожалением констатировал Наздратенко. - Но для сейнеров денег нет. После торгов закатили два роскошных обеда для участников аукциона. Я думаю, у любого рыбака голова бы закружилась, попади он за такой стол... Даже такое сомнительное дело, как аукцион, можно вести не так цинично… На таких аукционах среди веселья и брызг шампанского программируются трагедии, как с генералом Гамовым…" (Наздратенко, 2002).) К тому же аукционные торги не сделали распределение квот процессом более прозрачным, чем предшествующая им процедура распределения промышленных квот. Не оправдались и надежды Минэкономразвития, связанные с тем, что аукционы приведут к снижению уровня браконьерства. Произошло обратное. Из-за необходимости погашения кредитов на покупку квот масштабы браконьерства резко выросли. Рыбаки свидетельствуют о том, что если до аукционов в дальневосточных морях браконьерством занимались порядка 30-40 краболовных судов из 150, то после введения аукционов численность браконьерских судов утроилась, т. е. браконьерствуют практически все. И поскольку самим рыбакам хорошо известны браконьерские отечественные и иностранные суда, представители рыбохозяйственных организаций предлагали Минэкономразвития передать право распределения квот и контроль их освоения ассоциациям, союзам и иным объединениям рыбопромышленников. Но, как повелось, не были услышаны властями (Горшечников, Сактаганов, 2001а).

Профессионалы высказывались за ликвидацию аукционов по торговле "рыбой в воде" и законодательное закрепление иных форм взимания платы за право пользования биоресурсами с обязательной увязкой платежей с налоговой реформой, т. е. с заменой ими других налогов (Гаврилов, Романов, 2001; Титова, 2000).

Естественно, правительство должно было отреагировать на то, что аукционный передел квот не соответствует заявленным целям, а также на предложения рыбаков и администраций рыбодобывающих регионов о необходимости совершенствования системы предоставления биоресурсов в пользование. На пресс-конференции в Южно-Сахалинске в сентябре 2001 г. министр Минэконоразвития Г. О. Греф, отвечая на волнующие рыбаков вопросы, заверил их, что вскоре ситуация с аукционами должна радикально измениться, поскольку уже появились механизмы прозрачного распределения квот и отслеживания эффективности их использования. Он пообещал рыбакам и общественности, что "как только сформируется механизм работы саморегулируемых (курсив автора. - Г. Т.) организаций - правительство для себя решение такое приняло, - мы отменим аукционы и передадим распределение квот саморегулируемым (курсив автора. - Г. Т.) организациям, в которых уровень прозрачности, как вы понимаете, на порядок выше. Потому что рыбаки сами себе взятки давать не будут". Министр пообещал также ускорить "переход к биржевой торговле, созданию инфраструктурной биржевой торговли уже переработанными и выловленными рыбными ресурсами... Мы будем прилагать усилия к созданию этой инфраструктуры и постепенного ухода от аукционного распределения квот" (Герман Греф…, 2001).

Однако рыбаки выразили обоснованные сомнения в том, что обещания министра Минэкономразвития будут выполнены. Объясняя причины сомнений, В. П. Горшечников, президент ассоциации рыбопромышленников Сахалина и Дальнего Востока, заявил, что с самого начала биржевых аукционов сформировался круг лиц, представляющих интересы иностранцев, которые создали "мощное лобби, обладающее огромными финансовыми ресурсами и довольно большим влиянием в среде столичных чиновников. А значит, они без борьбы не сдадутся и будут делать то, чтобы аукционная продажа квот сохранялась как можно дольше" (Горшечников, Сактаганов, 2001а).

Прогноз и оценки профессионалов вновь оправдались. Саморегулируемые организации рыбаков не были созданы даже спустя пять лет после начала торговли квотами, а наиболее ценные ресурсы остаются объектом наживы дельцов теневой экономики и поныне. Биржевые спекулянты и те, кто по сомнительному историческому праву завладели биоресурсами, набрали такую политическую силу, что повернуть дело вспять до сих пор оказывается невозможным.

Хотя первый год торговли квотами на аукционах выявил множество негативных последствий, рыночный передел биоресурсов (или первичный рынок квот, как называют его некоторые политики) продолжался еще два года. Об общих итогах этой акции правительства убедительнее всего могут свидетельствовать цифры статистики.

Имеет смысл напомнить, что к моменту введения аукционов наметились признаки того, что отрасль начала оживать от потрясений "шоковых" реформ. Несмотря на чрезвычайно сложное состояние рыбохозяйственного комплекса, с 1995 г. вновь стали прирастать уловы (рис. 11), а вместе с этим улучшаться и другие показатели. Так, начиная с 1998 г., производство продукции стало рентабельным (в 1998 г. прибыль составила 2 млрд. руб., в 1999 г. - 5,9, а в 2000 г. - 7,0 млрд. руб.) (Концепция развития…, 2003). Однако после введения аукционных торгов рост уловов прекратился, и они стали быстро снижаться, уменьшившись на 1,1 млн. т за четыре года (с 4 млн. т в 2000 г. до рекордно низкого уровня - 2,9 млн. т. - в 2004). Вместе с этим, естественно, стал падать и уровень рентабельности, достигнув в 2003 г. отрицательного значения (-2,2%). Вынужденная необходимость покупки квот увеличила и без того огромный недостаток оборотных средств и побуждала рыбаков прибегать к кредитам.

Рис. 16. Динамика показателей кредиторской задолженности и недостатка оборотных средств в рыбохозяйственном комплексе России, млрд.руб. (Источник данных: Киселев, 2005)

Динамика показателей кредиторской задолженности и недостатка оборотных средств в рыбохозяйственном комплексе России за 1999-2004 гг. отражена на рис. 16. Из рисунка видно, что после начала торговли квотами недостаток оборотных средств возрос с 29,6 млрд. руб. в 2000 г. до 50,9 в 2004, а кредиторская задолженность увеличилась с 37, 7 млрд. руб. в 1999 г. до 70 млрд. в 2004, достигнув 93 % от стоимости произведенной продукции (Киселев, 2005).

Платежи за квоты подняли до недопустимого уровня налоговое бремя. За 2000-2004 гг. федеральный бюджет получил от платы за ресурсы в дополнение к другим налогам 47,5 млрд. руб. (сумма огромная для отрасли), что составляет в расчете на год 9,5 млрд. руб. В отрасль же за рассматриваемый период возвращалось ежегодно около 4 млрд.руб. Рис. 17 показывает явно несправедливые взаимоотношения рыбного хозяйства с федеральным бюджетом по части поступлений от платы за ресурсы и возврата их на нужды отрасли. Возвращаемых средств недостаточно даже на оплату содержания органов государственного управления рыболовством и финансирование работ по изучению и охране рыбных ресурсов, не говоря уже об использовании части поступлений от платы за ресурсы на цели стабилизации положения дел в рыбохозяйственном комплексе.

Рис. 17. Взаимоотношения рыбного хозяйства России с федеральным бюджетом. (Источник данных: Киселев, 2005)

Обсуждая проблему взаимоотношений отрасли с бюджетом, нельзя забывать, что наряду с платежами за ресурсы отрасль платит и другие налоги и социальные отчисления. К примеру, в 2003 г. они составили 6,4 млрд. руб., т. е. вместе с платой за ресурсы за этот год было изъято в бюджет 19,2 млрд. руб. Исследователи отмечают, что в рыбохозяйственном комплексе показатель отношения платежей в бюджет к выручке от продаж (23 %) выше, чем в пищевой промышленности и промышленности в целом. И это притом, что доля убыточных предприятий в рыбохозяйственном комплексе составляет 51,7 %, тогда как по пищевому сектору этот показатель равен 48,6 %, а по промышленности в целом - 42 % (Алдошина, 2004).

Динамика показателей на рис. 11, 16 и 17, отражающих рост кредиторской задолженности, недостаток оборотных средств при одновременном падении уловов и росте налогового бремени, свидетельствует о чрезвычайном финансовом истощении отрасли. У предприятий практически не оказалось средств для приобретения орудий лова, на проведение ремонта, закупку судового топлива и выплату зарплаты. В дополнение к этому появились факты разорения ранее устойчивых предприятий (Дальморпродукт, Севрыбхолодфлот, Архангельская база тралового флота). Торговля квотами привела к обезлюдению многих рыбацких поселений на побережьях Крайнего Севера и Дальнего Востока.

Вместе с тем масштабы изъятия из отрасли финансовых средств можно соотнести с потребностями для оздоровления ее. По расчетам специалистов, на начальном этапе для этого потребуется вкладывать порядка 20 млрд. руб. ежегодно (Киселев, 2005). Возрастание за счет этого уловов, к примеру, на 1 млн. т, позволит увеличить прирост товарной продукции на 40 млрд. руб., что приведет не только к росту поступлений в бюджет, но со временем создаст у отрасли внутренние ресурсы для самофинансирования потребностей расширенного воспроизводства.

Цифры финансовых вливаний, которые необходимы для экономической стабилизации отрасли, удивительным образом по величине совпадают с цифрами ее финансового обескровливания в результате аукционных торгов. Самое поразительное в аукционной практике - то, что, похоже, в правительстве никто даже не задавался мыслью о необходимости с самого начала торгов сверять их результаты с динамикой экономических показателей. Случившееся в рыбохозяйственном комплексе полностью развенчивает заявления главы Минэкономразвития о том, что платежи за биоресурсы не будут носить фискальный характер. На выраженную фискальность этих платежей указывает то, что их суммы, в два раза превышая другие налоговые поступления, не возвращаются в отрасль. В победных рапортах о росте налоговых сборов правительство забыло о своих обещаниях и прямых обязанностях использовать поступления от платы за биоресурсы для стимулирования развития береговой базы, судостроения и возврата промысла в другие районы Мирового океана. А ведь подобного налогового пресса в рыболовстве нет ни в одной другой стране. Для иллюстрации этого утверждения можно привести пример Новой Зеландии, система индивидуальных квот биоресурсов в которой была введена в 1986 г. и, в силу своей мобильности, служит образцом для подражания в других странах (Iudicello, et al., 1999). Введение новозеландской системы в числе других целей, как известно, преследовало постепенное внедрение в практику рентных платежей, а также обеспечение роста поступлений в доход государства от налогов и сборов в рыболовстве. Но, как оказалось, на десятый год с начала "товаризации" квот сборы от биоресурсов покрывают только 80 % от фактических затрат на сырьевые исследования, охрану и управление рыболовством (Dewees, 1996). Как отмечалось, развитые страны и Китай, выделяют огромные субсидии на поддержку рыбной промышленности.

В России же социально и геополитически важная отрасль, находящаяся в системном кризисе, является как ни странно донором для других секторов экономики.

Практика проведения аукционов дает все больше подтверждений тому, что аргументы противников аукционов имели под собой веские основания. Это относится и к предостережениям, что торговля квотами неизбежно приведет к дальнейшей деградации запасов валютоемких объектов промысла (минтая, трески, крабов, морских ежей и др.), пользующихся повышенным спросом на мировых рынках. Так и случилось.

Основным подтверждением перелова валютоемких объектов промысла является уменьшение их ОДУ. Так, уже в 2002 г. реальный ОДУ в экономзоне России уменьшился по сравнению с 1998 г. на 800 тыс. т, причем по валютоемким видам - в среднем вдвое. Запасы минтая за этот период сократились с 2270 до 930 тыс. т, при этом в нерестовом запасе остались лишь впервые созревающие рыбы (Корзун, 2004).

Особенно пострадали от натиска "товаризации" квот биоресурсов запасы камчатского краба. Поскольку нет достоверных данных о том, сколько же краба на самом деле вылавливается (а по оценкам экспертов, как правило, фактический вылов в 6-10 раз превышает объем проданных прав на промысел), признаком перелова может служить динамика ОДУ камчатского краба за последние годы (37 тыс. т; 18 тыс. т; 9 тыс. т; 4,5 тыс. т и, наконец, 1,8 тыс. т), свидетельствующая о том, что популяция краба ежегодно уменьшается вдвое и ее ждет неминуемая гибель. Сегодня лов камчатского краба стал малоприбыльным, тогда как при вылове в 37 тыс. т официально регистрируемая выручка составляла порядка 600 млн. долл. США (Буслаев, 2005). Сложившаяся на дальневосточных крабовых промыслах ситуация вынуждает губернатора Приморского края С. Дарькина выходить с инициативой о введении временного запрета на добычу камчатского краба (Диалог…, 2005).

Если не будут внесены радикальные изменения в практику регулирования рыболовства в российской экономзоне, то, судя по всему, аналогичная судьба ждет и другие валютоемкие ресурсы. По данным КамчатНИРО, растут объемы выброса мелкого минтая, имеющего низкий спрос на внешних рынках. При этом минтай размером менее 20 см рыбаками выбрасывается полностью, у минтая до 32 см идет на выброс 9/10 улова, выбрасывается и часть более крупной рыбы. В результате растет перелов промыслового запаса, цифры которого впечатляют: в 2000 г. он составил 57 тыс. т (20 % от официального вылова), в 2001 - 62 тыс. т (22 %), в 2002 - 23 тыс. т (9,5%). По заключениям экспертов, количество производителей восточноохотоморского минтая сократилось за последние годы в 4 раза (Алексеев и др., 2005).

Со снижением нерестового запаса корфо-карагинской сельди в Беринговом море дела обстоят еще тревожнее. Причиной снижения его также является рост выбросов маломерной и некондиционной рыбы.

Если вылавливаемая сельдь предназначена к продаже на внешнем рынке, выбросы превышают половину улова, а общий ежегодный уровень выбросов в среднем за 1996-2002 гг. оценивается в 40-60 тыс. т. По подсчетам ученых из КамчатНИРО, за 1995-2002 гг. из общего вылова сельди в 666,4 тыс. т неучтенные выбросы составили 176,5 тыс. т. Они рекомендуют запретить промышленный лов сельди из-за катастрофического истощения популяции (там же, 2005).

И в это же время на Дальнем Востоке ежегодно не осваивается 800- 900 тыс. т ОДУ тех видов биоресурсов, которые не пользуются спросом за рубежом, а на внутреннем рынке - из-за высоких транспортных расходов и неразвитости инфраструктуры оптовой торговли.

Приведенные выше факты свидетельствуют о порочности практики "товаризации" квот. Очевидно поэтому законом о рыболовстве, принятым в декабре 2004 г., запрещена свободная торговля квотами, которые закреплены за их владельцами на 5 лет. Однако аукционная торговля сохранена как для впервые вводимых объектов промысла и долей, вторично выставляемых на рынок, так и для долей, выставляемых на продажу самими пользователями. Всего за 2004 г. на аукционах было продано квот на сумму 1,984 млрд. руб. (Холодов, 2005) Состоявшиеся торги воспроизвели порочную практику скупки квот по спекулятивным ценам не рыбаками. Это, к примеру, произошло с продажей прав на вылов крабов в Баренцевом море в 2004 г., за приобретение которых разгорелась нешуточная борьба. Первый лот при стартовой цене в 9 млн. руб. был продан за 279 млн. руб., другой - при цене предложения в 1 млн. руб. приобретен с молотка за 49 млн. руб. И хотя лоты куплены российскими компаниями, кредиты на покупку предоставили иностранные банки (Наша справка, 2004). Нетрудно догадаться, каким способом будут погашаться эти кредиты. Однако вместо того, чтобы прекратить аукционную торговлю квотами, и разобраться, почему практически не достигнута ни одна из заявленных целей аукционов, торги продолжались и в 2005 г.

Трехлетняя практика торговли "рыбой в воде" лишь подтвердила то, что было ясно профессионалам перед введением этой новации. Бывший заместитель Министра рыбного хозяйства СССР, бывший зам. председателя Госкомрыболовства, а ныне вице-губернатор Мурманской области профессор В. К. Зиланов накануне введения аукционов утверждал, что истинный смысл их "состоит в том, чтобы дать возможность узкой группе финансово-чиновничьего госаппарата, связанного с владельцами иностранного и отечественного капитала (включая теневой), присвоить морские живые ресурсы российской экономзоны и изменить финансовые потоки при оплате квот в свою пользу" (Зиланов, 2001). К сожалению, эти слова подтвердились: аукционная торговля квотами привела к невиданной в практике рыболовства переэксплуатации морских биоресурсов в российской экономзоне, оказалась несостоятельна экономически и нанесла большой политический вред. В подобной ситуации поражает бездействие властей, не способных справиться с теневыми кукловодами, наживающимися на спекуляции ресурсами общенациональной принадлежности. Вот на кого правительство должно было бы направить "волевые решения", а не на рыбаков, которые поставлены в навязанные властью условия выживания и вынуждены играть по надоевшим и чуждым большинству из них правилам.

Процесс наживы на деградирующих ресурсах продолжается. До сих пор не предложена система мер по его предотвращению. Рыбные аукционы скомпрометировали цели и идеологию рентного налогообложения, отодвинули проблему установления рентных отношений и рентных подходов в регулировании рыболовства на неопределенный срок.

Платежи за биоресурсы, закрепленные в Налоговом кодексе, имеют мало общего с рентными платежами, поэтому они не могут способствовать целям выравнивания экономических условий добычи биоресурсов в различающихся по природным и географическим характеристикам зонах промысла и исключения питательной почвы для коррупции и противоправных сделок.

Но, несмотря на весьма сомнительные последствия торговли "рыбой в море", у апологетов этой новации существуют намерения перейти от первичного к вторичному рынку квот. Возможность последующей рыночной реализации закрепленных квот предусмотрена Концепцией развития рыбного хозяйства на период до 2020 г. Некоторые же представители власти (к примеру, бывший член Совета Федерации от Приморского края О. Н. Кожемяко) видят во вторичном рынке "важнейшие положения гражданского права рыночной экономики - право иметь собственность, возможность покупать или обменивать ее" (Кожемяко, 2004) или, как губернатор Приморья С. Дарькин, утверждают, что благодаря этому произойдет подъем отрасли уже в ближайшие 4-5 лет (Необходимость …, 2005). Вместе с тем суть, цели и порядок введения очередной рыночной новации пока весьма туманны: ни у рыбаков (квазивладельцев долей квот), ни у общественности (истинного владельца морских биоресурсов) нет четкого представления о принципах функционирования вторичного рынка квот.

В этой ситуации закономерен вопрос о дальнейшей судьбе рыбных аукционов.

Все большее число специалистов склоняется к тому, что в систему распределения квот должны быть внесены существенные коррективы, поскольку она лишена справедливости, уводит большие денежные потоки при пользовании общенациональными ресурсами из под контроля рыбаков и общественности.

Весьма показательными для ответа на вопрос "быть" или "не быть" системе распределения квот биоресурсов через свободную рыночную торговлю являются острые дебаты на этот счет в Конгрессе США. Поводом для них стало то, что налогоплательщики США, согласившись на применение субсидий и льгот в рыболовстве, закрепленных законом США о рыболовстве (1976), были шокированы появившимися в прессе сообщениями о катастрофическом состоянии запасов основных промысловых рыб у побережий США и ростом случаев выброса в море прилова. Они стали требовать от политиков ответа на вопрос, почему вместе с приватизацией общих ресурсов общество утратило возможность стабильного получения морепродуктов в длительной перспективе. Налогоплательщиков не устраивало то, что они должны оплачивать дополнительные расходы на компенсацию ущерба рыбным запасам, тогда как для владельцев крупных квот вместе с правом их куплипродажи открылась ничем не регламентированная возможность получения сверхприбылей. Они захотели узнать истинную цену восстановления биоресурсов в случае, если действующая система управления рыболовством потерпит крах. Все большее число голосов стало раздаваться в пользу гласного обсуждения принципов управления рыболовством, поскольку общество не устраивало, что корректировка рамочного закона о рыболовстве проводится кулуарно горсткой сенаторов из прибрежных штатов, а постоянным местом водных биоресурсов оказался "портфель предложений о бизнесе" (Iudicello, et al., 1999: 162).

Разрастающийся конфликт между интересами общества и интересами владельцев рыбных квот в начале 1990-х дал старт длительному процессу пересмотра действующего в США закона о рыболовстве. Были подготовлены многочисленные законопроекты, которые содержали нормы, направленные на повышение роли государственного вмешательства, введение независимого контроля рыболовства и системы рыбных сборов для оплаты расходов, связанных с восстановлением рыбных запасов и управлением рыболовством. Однако только в октябре 1995 г., т. е. впервые за два десятилетия после принятия ныне действующего закона о рыболовстве, Конгресс США в палате представителей решил обсудить национальную политику управления рыболовством. Дебаты, в центре которых оказались рыночные механизмы использования индивидуальных рыбных квот, продолжались попеременно в двух палатах Конгресса около года. Противоборствующими сторонами были Советы по управлению рыболовством, с подачи которых и начали действовать программы индивидуальных квот, и нижняя палата Конгресса. Авторы монографии, посвященной анализу экономических и правовых причин перелова рыбных запасов, С. Юдичелло, М. Вебер и Р. Вилэнд отмечают, что страсти оппонентов на этих дебатах "были не просто нагреты - они выкипали" (там же: xiii).

Способы смягчения неприязни общества к негативным результатам "приватизации публичных ресурсов" частично нашли отражение в законопроекте, предложенном нижней палатой Конгресса. Он включал:

- прямое запрещение на передачу и продажу рыбных квот. Их статус приравнивался к обычному разрешению (лицензии) на занятие промыслом без каких бы то ни было прав собственности;

- обязательную экспертизу всех планов и программ по управлению рыболовством, содержащих ограничения доступа к биоресурсам;

- нормы, согласно которым любые решения по индивидуальным рыбным квотам должны приниматься на основе результатов анализа эффективности действующих в рыболовстве систем управления и принуждения, использования затрат на эти цели, а также с учетом социально-экономической оценки жизнедеятельности прибрежных рыболовных общин;

- нормы, позволяющие отменять действующие программы индивидуальных квот по заключениям эколого-экономической экспертизы в любое время и без компенсации;

- введение платы за водные биоресурсы при жестком контроле эффективности деятельности аукционов по распределению индивидуальных квот и договоров аренды;

- предложения о полном запрете на владение квотами для иностранных судов и сокращении общей мощности промысловых судов.

Советы по управлению рыболовством, естественно, не устраивали подобные законодательные инициативы и прежде всего нормы о необходимости согласования соответствующими ведомствами и нижней палатой планов, включающих программы квот. Советы стремились всеми силами сохранить протекционистские меры в рыболовстве, поскольку истощение рыбных запасов снизило эффективность рыболовства и обострило экономические проблемы в рыбохозяйственном комплексе (особенно в Сиэтле).

Единственно, с чем были согласны оппонирующие стороны, так это то, что следует положить конец состоянию, когда "слишком много судов гоняются за слишком малой рыбой" (там же: 63). Согласились они также с необходимостью внесения в закон нормы о том, что рыбные квоты и любые системы ограничения промысла не создают права частной собственности.

И все же, несмотря на затраченное время, дебаты в Конгрессе США не дали приемлемого ответа на главные вопросы: в каком режиме использовать рыбные квоты в качестве рычага управления рыболовством, взимать ли плату за биоресурсы и сохранить ли за держателями квот право купли-продажи. Стало очевидным, что проблемы кризиса в рыболовстве нельзя решить в узковедомственном кругу, поскольку на многие из вопросов нет однозначного или приемлемого ответа в силу их слабой изученности. Поэтому в августе 1996 г. Конгресс США ввел четырехлетний мораторий на использование в рыболовстве новых программ индивидуальных квот и решил вернуться к внесению коррективов в закон о рыболовстве после обстоятельного изучения множества злободневных вопросов. Чтобы избежать ведомственных подходов, Конгресс поручил Национальной Академии наук исследовать проблемы, часть из которых названа ниже:

- эффективность действующей политики рыболовства с экономической и природоохранной точек зрения; ? негативные социально-экономические последствия введения режима ограничения промысла и действия системы индивидуальных рыбных квот, включая их аренду и куплю-продажу;

- ограничение программ индивидуальных рыбных квот по продолжительности действия;

- порядок выделения иностранным судам рыбных квот и влияние предоставления их зарубежным рыбакам на экономику США;

- сохранение биоразнообразия;

- эффективность действующей в рыболовстве системы контроля и принуждения;

- пороговые критерии адаптации рыболовства к государственной системе управления индивидуальными рыбными квотами;

- правовые гарантии экипажей от произвола судовладельцев;

- потенциальные социальные и экономические затраты и выгоды для общества от деятельности рыбных аукционов и введения платы за ресурсы;

- экономический эффект и выгоды от управления рыболовством с использованием индивидуальных рыбных квот;

- другие проблемы, связанные с ведением устойчивого рыбного промысла, исследование которых Национальная Академия наук посчитает целесообразным.

Академии наук США к тому же было предоставлено право на запрос и получение всей информации, необходимой для анализа перечисленных выше проблем.

Координацию научных работ по изучению проблем регулирования рыболовства возглавил Отдел океанических исследований Национального научного Совета. При Совете была сформирована Комиссия из пятнадцати экспертов - представителей развитых стран, где практиковалась торговля квотами. В состав ее вошли не только известные ученые в области экономики, юриспруденции, биологии, социологии, антропологии, но также бизнесмены и управленцы. Комиссия провела встречи с бизнесменами и общественностью в Анкере, Сиэтле, Новом Орлеане, Бостоне, Вашингтоне и округе Колумбия, чтобы выяснить их отношение к проблеме. Во встречах приняли участие более 200 специалистов, подготовивших свыше 300 письменных предложений, комментариев и документов.

В 1999 г. появились первые выводы. Комиссия безоговорочно поддержала необходимость ограничения доступа к водным биоресурсам.

Она пришла к заключению, что действующий механизм управления рыболовством с использованием индивидуальных рыбных квот имеет право на жизнь, и мораторий на использование экономических механизмов в управлении рыболовством должен быть снят. Однако, по мнению Комиссии, действующая система применения рыбных квот содержит существенные изъяны, поскольку не может предусмотреть все случаи, возникающие в практике ведения рыбных промыслов, и особенности национальных рыболовств. Системы регулирования рыболовства с помощью квот требуют серьезного совершенствования, должны формироваться и использоваться исходя из конкретных условий рыболовства. Они должны обеспечивать равнодоступность к биоресурсам, гарантировать приоритетное право рыбаков и рыболовных общин, традиционно занимающихся рыбным промыслом, на беспрепятственное пользование ресурсами. Одновременно должны быть повышены возможности контроля за концентрацией судов на промысле и применением орудий и способов лова.

Комиссия предложила различные варианты управления рыболовством на ближайшие годы и в более отдаленной перспективе, но не смогла найти решение всех проблем регулирования американского рыболовства с позиций обеспечения приемлемого баланса интересов общества и рыбаков с сохранностью водных биоресурсов (National…, 1999).

Оказалось, что очень сложно повернуть процесс вспять и приступить к изъятию промысловой ренты у тех, кто уже привык получать дармовые доходы. До сих пор инициаторы политики индивидуальных рыбных квот остаются неуверенными относительно механизма использования их в регулировании рыболовства. Поэтому научные исследования, активизированные решением Конгресса США десять лет назад, не только продолжаются, но и набирают силу, находя широкое отражение в СМИ.

Очевидно, что российским политикам имеет смысл последовать примеру Конгресса США и прежде, чем переходить к вторичному рынку квот, разобраться в том, а нужен ли он вообще в системе регулирования рыболовства в России. Нельзя, чтобы на смену одним некомпетентным решениям пришли другие, еще более запутывающие систему управления рыболовством. Тем более, что кризис рыболовства в США преодолим благодаря финансовой поддержке государства, в то время как российским рыбакам приходится надеяться только на себя, а потому система управления пользованием биоресурсами должна устраивать прежде всего их.

Некоторые исследователи высказывают мнение, что, несмотря на ярко выраженный отрицательный опыт аукционов квот, отказываться от них навсегда опрометчиво. Однако проводиться они должны иными методами и по иным правилам, нежели до настоящего времени (Войтоловский и др., 2003). Сегодня мир уже перестраивается с торговли "рыбой в воде" на торговлю в реальном режиме времени, что делается с помощью спутниковой связи. Благодаря такой связи, судно, выбрав на борт достаточное количество рыбы, тут же делает заявку на электронную биржу. В качестве примера обычно называется токийская биржа в Цукидзе, представляющая собой оптовую электронную площадку, через которую проходят сделки по купле-продаже морепродуктов по заявкам с судов, находящихся в море (Гаврилов, Романов, 2001). На основе этих заявок, на бирже формируется и выставляется на продажу лот, со счета покупателя снимаются деньги, а рыбаки везут груз в порт назначения, указанный покупателем. Цена равновесия на бирже возникает вследствие того, что услугами биржи пользуется много продавцов и много покупателей. Эта система позволяет поставить под контроль движение финансовых потоков, оптимизировать сбор налогов или платежей за ресурсы и наладить контроль вывоза капитала из страны. Биржа являет собой эффективный способ борьбы с браконьерством, монопольными проявлениями со стороны крупных судовладельцев и спекулянтов, а также механизм реального ценообразования.

Для исключения конфликтов от излишней конкуренции на межрегиональном уровне, целесообразно решить вопрос об организации своеобразных рыбопромышленных пулов: к примеру, в дальневосточный пул могут войти рынки Приморья, Сахалина, Камчатки, Хабаровска и Магадана.

Многие из рыбаков предлагают перейти к системе наделения их промышленными квотами в сочетании с налоговой реформой, при которой все налоги заменяются платежами за ресурсы, которые взимаются после продажи уловов через аукционы. Промышленными квотами российские рыбаки должны наделяться первоначально бесплатно, но на конкурсной основе, гласно и по прозрачной схеме. Преференции должны иметь не те, у кого больше мощностей для промысла, а те, кто оплачивает налоги, сборы и содействует развитию экономики региона.

Специальные бесплатные квоты должны устанавливаться для небольших муниципальных образований, единственным видом деятельности в которых является прибрежное рыболовство. Особые условия должны быть определены для прибрежного рыболовства и маломерного флота.

Выделение бесплатных промысловых квот другим категориям судов должно в большинстве случаев связываться с обязанностью рыбаков частично инвестировать полученную прибыль в развитие береговых рыбохозяйственных объектов, прежде всего перерабатывающих предприятий. При бесплатном наделении квотами российских рыбаков имеет смысл сохранить аукционы квот биоресурсов для иностранных судов. При этом на аукционы следует выставлять только квоты, оставшиеся после наделения российских рыбаков.

В случае сохранения платного предоставления квот на аукционах, предлагается обратить внимание на вопросы ценообразования с тем, чтобы определить "цену отсечения", после которой покупка лотов просто не имеет экономического смысла. При этом тщательно следить за теми, кто купил лоты по наиболее высокой цене, поскольку завышение цен, как показал опыт, делается исключительно с расчетом на контрабандный вылов. Должна быть расширена система государственных заказов на поставки рыботоваров (в том числе мороженых судовых полуфабрикатов).

Эти заказы привлекут бизнес и его капитал, особенно в случае гарантированных выделений квот в соответствующих объемах.

Наряду с формированием региональных оптовых рынков продажи рыбного сырья перестройка отрасли должна быть связана с: налаживанием маркетинговой инфраструктуры, отработкой процесса кредитования под залог продукции (фьючерсные продажи); повышением доли добавленной стоимости непосредственно в порту (себестоимости продукции в порту) в конечной цене рыбопродукции и отсечением посредников в цепи реализации сырья и продукции (как это делается, например, в Норвегии).

Российское рыболовство переживает не лучшие времена в результате возникших ограничений промысла в 200-мильных зонах других стран. Но все же главной причиной системного кризиса рыбохозяйственного комплекса стали ошибки рыночного реформирования и неоказание государством поддержки рыболовству в трудный для него период перехода к новому правовому режиму промысла в Мировом океане.

Предложенная правительством система государственного регулирования рыбных промыслов показала свою полную несостоятельность в силу игнорирования специфики рыболовства. Вместо поиска собственных путей выхода из системного кризиса российские политики пошли по пути тиражирования чужих ошибок, превратив в объект рыночной купли-продажи "рыбу в море". Главный порок подобной практики состоит в том, что тиражирование ошибок произошло в тот период, когда за рубежом на протяжении последних лет ведется активный поиск путей их преодоления. Очевидно, желание прослыть самыми большими в мире либералами выше, нежели адекватное реагирование на тот факт, за рубежом просчеты политиков гасятся ростом субсидий, достигших астрономических величин. Россия же не может позволить себе подобное.

При выборе политики в рыболовстве российские ведомства проигнорировали и необходимость следования принципу предосторожного подхода и требованиям устойчивого развития, показав удивительную некомпетентность в этих вопросах. Видимо, наведение порядка путем повышения роли государства гораздо сложнее, нежели введение очередных либеральных новаций. К тому же повышение роли государства может вызвать неодобрение у западных советников, мнением которых столь дорожат экономические ведомства. Хотя известно, что советники ревниво наблюдают за тем, чтобы и далее сохранить у российских берегов возможность привилегированного пользования биоресурсами для чужого флота, тогда как в основе их собственной политики лежит цель устранения иностранных судов из своих ИЭЗ.

Схема проведения рыбных аукционов лишь углубила конфликт между рыбаками и правительствеными структурами, Рыбаки, как впрочем и товаропроизводители в других отраслях, за годы реформ приучились видеть в правительстве не заинтересованного партнера, а скорее орган, чинящий препятствия некомпетентными решениями на пути развития .

Результатом введения аукционов квот биоресурсов в России стало неоправданное утяжеление налогового бремени до уровня, какого не знает ни одна страна в мире. Торговля квотами привела не только к снижению уловов, ухудшению всех экономических показателей деятельности, но и к небывалому в истории прибрежного рыболовства истощению валютоемких ресурсов (камчатских крабов, беринговоморской сельди, охотоморского минтая, трески). Все вместе стало причиной дальнейшего снижения конкурентоспособности российских морепродуктов на мировом рынке, в результате чего Россия из лидеров мирового рыболовства постепенно переходит в разряд аутсайдеров. Шансы занять достойное место на мировом рынке морепродуктов у отрасли становятся с каждым годом все более иллюзорными. Самое поразительное, что никто из виновников углубления кризисных явлений в рыболовстве не несет ответственности за явно ошибочные решения.

В подобной ситуации, если что и надо было заимствовать из западной практики регулирования рыболовства, то это действия Конгресса США, взявшего под контроль ситуацию в рыболовстве и сформулировавшего задачи для научного поиска путей преодоления серьезных ошибок, причиненных неправильно избранной политикой регулирования рыболовства.