Самурай - так именовался в феодальной Японии воин, служивый человек, преданный своему господину-сюзерену, даже ценой собственной жизни. В последствии с этим наименованием, как правило, было неизменно связано представление о Японии иностранцев, вплоть до наших дней. С поправкой, исходя из моих наблюдений, касающихся советско/российско-японских отношений в области рыболовства: современный самурай стал предан, прежде всего, своей стране - Японии. В это связи, исходя из личного опыта общения с рыболовными кругами Японии, ниже привожу некоторые факты, побудившие меня именовать их «рыболовными самураями».

Японец за удебным ловом лосося. Источник: сеть Интернет

Впервые мне пришлось прикоснуться к советско - японским переговорам в области рыболовства в первой половине 70-х годов ХХ века. К тому времени меня перевели в 1977 году из Мурманска с должности начальника Северной рыбопромысловой разведки (Севрыбпромразведка) Главка «Севрыба» в Москву в Министерство рыбного хозяйства СССР в Управление внешних сношений и генеральных поставок. Должность моя звучала длинновато и замысловато: заместитель начальника Управления внешних сношений и генеральных поставок – начальник отдела по научно- техническому сотрудничеству с капиталистическими странами. Да, вот был такой в то время создан отдел (недоброжелатели судачили, что должность и отдел был специально создан для меня по указанию министра А.А. Ишкова), который и должен был заниматься развитием научно-технического сотрудничества и именно с капиталистическими странами. Почему акцентирую внимание на слове «именно»? Да потому, что по целому ряду направлений капстраны в различных областях рыболовства, переработки морских биоресурсов, сбыте рыбопродукции и морепродуктов нас опережали.

Среди таких опережающих нас капиталистических государств была, в то время, прежде всего, соседняя Япония. Первое место в мире по вылову, современная технология и рыбопрерабатывающая под отрасль рыболовства, выпускающая широкий ассортимент рыбной и морепродукции. К этому добавьте современную технологию создания различных приборов для нужд рыболовства и рыбоводства, агрессивную рыболовную политику по освоению рыбных ресурсов в Мировом океане. Да и по такому важнейшему показателю, как потребление рыбы и морепродуктов населением страны, Япония почти в 5 раз опережала СССР.

И в этой связи отдел, как его сокращенно именовали в министерстве, «по сотрудничеству с капстранами» и должен был устанавливать и развивать сотрудничество с этими, опережающими нас, капстранами по тем направлениям рыбного хозяйства, морского рыболовства, которые можно было бы, изучив их, внедрить и у нас. В этом направлении рыбная отрасль Японии была в центре внимания, прежде всего, в дальневосточном регионе нашей страны.

Ежегодные переговоры по рыболовству и, в частности, по взаимному промыслу в морских районах, прилегающих к их побережьям на Дальнем Востоке, были основным событием года на советско-японском направлении. Вели их специалисты, наряду с «внешниками», так кратко именовали наше управление в министерстве, и другие управления – промрыболовства, судостроения, экономики, а также представителей от НИИ, от рыбаков Дальнего Востока. Более того, сама делегация для таких переговоров формировалась, как правило, руководством министерства, с участием представителей других ведомств, включая, прежде всего, МИД СССР.

Возглавляли такие делегации не ниже членов Коллегии Минрыбхоза, заместители министра, а в ряде случаев и сами министры. Это обуславливалось тем, что объемы взаимных квот на вылов водных биоресурсов в 200-мильных зонах сторон были велики и достигали 650- 850 тысяч тонн для каждой из сторон на год. Напомню, что фактический вылов нашего рыболовного флота в морском районе, прилегающем к побережью Японии, составил в 1976 году 665 тыс. тонн, а японский в водах, прилегающих к побережью СССР на Дальнем Востоке, - 1,9 млн тонн. Вылов Японии почти в 3 раза превышал наш вылов. Так что было, за что бороться делегациям в ходе двухсторонних переговоров по рыболовству.

Эти переговоры, особенно по объему возможного вылова японцами в наших дальневосточных водах лососевых, минтая, сельди, камбаловых, краба, китов, водорослей и других объектов промысла, проходили весьма напряженно. Часто они затягивались, ввиду несогласия по ряду вопросов японской стороны, на месяц, а то и более, что выводило наших переговорщиков, как говорится, из себя. А уж о контролируемых нас органах, а это были соответствующие отделы ЦК КПСС, партийного, народный контроля и т.д., и говорить не приходится. Словом, переговоры с японцами по взаимным квотам — это не сахар, а испытания для нервов, да и проверка на профпригодность того или иного «рыболовного дипломата».

Вмести с тем, сотрудники отдела по сотрудничеству с капстранами, да и я, как зам. начальника УВС и ГП - начальник отдела, как правило, привлекались к обоснованию директив и подготовке материалов к переговорам для руководителя советской делегации. Не меньшее значение в этом отводилось и советской части Комиссии по урегулированию претензий, связанных с рыболовством, учрежденной в соответствии с межправительственным Соглашением от 1975 года.

Принимали участие все, имеющие отношения к этому, в первом пленарном заседании советско-японских переговоров. Больше с целью придания важности таким переговорам. А, проще говоря, для массовки, да и для снимающих фоторепортеров. Располагалась такая массовка не за столом переговоров, а на стульях позади нашей делегации у самой стены в помещении зала Коллегии министерства. В настоящее время это помещение переоборудовано под кабинет руководителя Росрыболовства.

Аналогичная процедура проходила и при подписании соответствующих документов в случае достижения договоренностей. С одной разницей – «массовка» располагалась стоя за спиной глав делегаций, которые подписывали документы. Мы располагались за спиной нашего главы делегации, а японцы за спиной своего главы делегации. Это уже кульминация самих переговоров и она, как правило, проходила в атмосфере достижения определенного компромисса, который устраивал обе стороны. Здесь не было победителей и побежденных. Все базировалось на обоюдном, хотя часто на хрупком, согласии. Сдабривалось все это иногда и бокалом шампанского и взаимным обменом подарками-сувенирами с обеих сторон.

Большое значение в переговорном процессе с Японией играли переводчики, поскольку владеющих японским языком в составе нашей делегации, да и в самом управлении, были единицы, также как владеющих русским языком среди японской делегации. В этой связи на переговоры привлекались специалисты со знанием японского языка и имеющие практику последовательного перевода из других московских ведомств, включая и из Дальнего Востока.

Как правило, это были лингвисты, владеющие рыбохозяйственной терминологией, либо коренные японцы, иногда корейцы со знанием японского языка. Все они не являлись специалистами нашего управления за исключением тех, кто работал в советской части Комиссии по урегулированию претензий, связанных с рыболовством. В ней были и со знанием японского языка. Среди них таки как Валерий Толокнев, Игорь Синельников, Петр Григоренко, Михаил Цой, Эрик Сатаев и другие.

И все же асом перевода с русского языка на японский и в обратном направлении был, прежде всего, гуру японского языка, Судзуки Акира. Коренной японец с советским гражданством. Его на русском языке уважительно величали Акир Михайлович, японцы – Судзуки-сан с нижайшим, по японскому обычаю, поклоном. Наши японоведы неизменно именовали его почтительно на японском языке СЭНСЕЙ – учителем, старшим по возрасту.

Родился Судзуки Акира в поселке городского типа Оисо префектуры Канагава, что на острове Хонсю в Японии. Волею судьбы в предвоенные годы оказался с отцом и матерью на южном Сахалине, которым тогда владела Япония и именовала эту часть острова - Карафуто. Его отец был управляющим японской компанией «Кайё-гёгё», которая занималась кошельковым ловом сардины-иваси и размещалась на Сахалине. Закончив отделение промрыболовства местной школы рыбного хозяйства, Судзуки Акира переезжает в метрополию - в Японию, где поступает в городе Хакодате, что на острове Хоккайдо, в высшую морскую школу. В настоящее время это рыбохозяйственный факультет Хоккайдского университета.

Спустя некоторое время уже в послевоенный период Акир, закончив обучение и получив высшее образование в Японии, вернулся на Сахалин к заболевшей матери. Отец его в то время оказался плененным, наряду с другими японцами. Так и осел Судзуки Акира на Сахалине, став гражданином Советского Союза. Работал на различных предприятиях рыбной отрасли Дальнего Востока инженером промрыболовства, включая и в городе Южно-Сахалинске, и городе Владивостоке. Заслуженно пользовался авторитетом в дальневосточных рыбохозяйственных кругах, как специалист в области промышленного рыболовства и знаток японского языка. Часто привлекался как переводчик в составы дальневосточных делегаций при осуществлении переговоров с японской стороной. А затем и в Москве, куда он с семьей в последующем и переехал на постоянное место работы и жительство.

Длительное время Судзуки Акира был основным переводчиком Министра рыбного хозяйств СССР А.А. Ишкова, в последующем сменившего его министров В.М. Каменцева, Н.П. Кудрявцева и Н.И. Котляра во время советско-японских переговоров по рыболовству, рыбному хозяйству, как в Москве, так и в Японии.

Министр рыбного хозяйства СССР Владимир Каменцев во время встречи с Министром иностранных дел Японии
Синтаро Абэ (отец будущего премьер- министра Японии Синдзо Абэ), между ними -
начальник УВС и ГП Министерства рыбного хозяйства СССР Вячеслав Зиланов,
за спиной Синтаро Абэ - переводчик Акира Судзуки.

С распадом СССР, спустя почти 40 лет жизни в нашей стране, вернулся в конце 1992 года на свою малую родину в Японию, где работал советником одной из крупных неправительственных рыболовных организаций Японии; там и закончил свой жизненный путь. Вся его трудовая жизнь была связана и посвящена морскому рыболовству северной части Тихого океана и прилегающих к нему морей: Японскому, Охотскому и Береговому. И главному – советско/российско-японским отношениям в области рыбного хозяйства.

Мне неоднократно приходилось быть в составе тех делегаций на министерском уровне, где переводчиком был Акир Михайлович Судзуки. Пришлось и возглавлять некоторые советские рыбохозяйственные делегации, включая и в Японии, где миссию переводчика с нашей стороны поручалась Судзуки Акира.

Это был обаятельный, тактичный, немногословный в общении, но постоянно готовый оказать содействие в затруднительных ситуациях, возникающих при переговорах, да и в житейских случаях при пребывании в Японии. Таким же он был и в Москве.

Помню, как-то в ходе переговоров мой визави - глава японской делегации, слушая на пленарном заседании мое обоснование нашей позиции, закрыл глаза и мерно, как будто заснув, покачивался, что смутило меня. Я на несколько секунд приостановил свое выступление, подумав, что главе японской делегации стало плохо. Однако японец в тишине продолжал с закрытыми глазами, как и прежде, покачиваться, а вся его делегация вопросительно смотрит на меня. Почему я замолчал? И тут слышу тихую подсказку Акира: «Вы продолжайте, но в более спокойном тоне. Глава японской делегации Вас слышит. Глаза закрыл – он сосредоточился на моем переводе ваши слов». И это в последующем соответствовало действительности.

Были и другие полезные советы Судзуки Акира, касающиеся не только особенностей переговорного процесса, но и бытовых при пребывании в Японии. Как-то раз после дружеского приема со стороны японцев в одном из престижных ресторанов в Токио, завершившегося к полуночи, глава японской делегации предложил мне с 1-2 членами делегации продолжить вечеринку и пойти с ними в другой ресторан, где идет варьете в японском исполнении. В порыве дружеского застолья поспешно соглашаюсь. Пока японцы «ловят» такси, Акир советует мне все же отказаться от этого мероприятия, сославшись якобы на усталость и завтрашний напряженный день на переговорах. При этом он поясняет, что не все в «варьете в японском исполнении» соответствует «нормам советской морали» и что, не исключено, «что ваше пребывание там», - добавляет он, - «в японскую прессу можете попасть, надо ли это Вам?». Отказываюсь, по его рекомендации, от этого мероприятия, сославшись на усталость. Вижу, что и глава японской делегации быстро и как-то с облегчением вздохнув, соглашается со мной. В последующем выяснил у сотрудников нашего посольства в Токио, что «советским гражданам» не рекомендуется посещать «варьете в японском исполнении».

В ходе переговоров, где рассматривались вопросы сокращения объемов японского вылова в нашей морской 200- мильной зоне Дальнего Востока, Судзуки Акира старался эту часть переводить в спокойном тоне, но…волнение его в голосе все же ощущалось. Он, как бы тембром голоса извинялся перед японской делегацией, что такую нерадостную для них весть он переводит. Возможно, это мое личное субъективное ощущение.

В последующем между нами сложились рабочие, товарищеские отношения. С одной, но существенной, поправкой. Судзуки Акира был подчеркнуто, тактичен, никогда, ничего для себя не просил, был по-японски горд и независим.

Как-то я спросил о его происхождении? Он кратко, без пояснений, ответил, что его род в Японии происходит от пра-, пра- и многих прадедов, относящийся в далеком прошлом к сословию САМУРАЕВ. Полагаю, этим он гордился по праву.

На протяжении более чем 20-летней работы в Министерстве рыбного хозяйства СССР и в Комитете Российской Федерации по рыболовству мне приходилось по долгу службы учувствовать и даже возглавлять советские/российские делегации на переговорах с представителями Министерства земледелия, лесоводства и рыболовства Японии по вопросам взаимных интересов в области рыболовства и рыбного хозяйства.

Это были заместители министра, курирующие рыболовство Японии, начальники Департамента рыболовства и начальники отдела океанического рыболовства, входящего в Департамент рыболовства Японии (ДРЯ - сокращенно; пояснение автора). Последние, как правило, вели всю черновую работу по ведению переговоров в рабочих группах с японской стороны. В ходе их вырабатывались те компромиссные решения, которые в последующем, после обсуждения и согласования с советскими представителями нашей рабочей группы, принимались главами делегаций на пленарном заседании.

Среди девяти японских представителей, с которыми пришлось вести переговоры, а это были Имамуро Набуто, Мацура Акира, Ватанабэ Фумио, Сано Хироя, Танака Хирохиса, Кёя Акио, Унно Кэнъити, Акабоя Харумаса, Кубато Такаси - все они достойно отстаивали, как истинные САМУРАИ, интересы японского рыболовства. Почему такой многочисленный список? Дело в том, что система японской ротации кадров была «ускоренной». Год, максимум три - на одной должности и затем на повышение, если положительно проявил себя, либо по горизонтали, но по другим направлениям и в других отделах, департаментах в министерстве, не связанных с морским рыболовством.

О каждом из них, с кем пришлось вести переговоры, есть, что вспомнить. И все же наиболее впечатляющие вспоминания остались у меня от переговоров и общения с такими представителями японского рыболовства, как Сано Хироя и Кёя Акио.

Сано Хироя возглавлял вначале отдел океанического рыболовства ДРЯ (1978-1981 гг.), затем пошел на повышение – стал начальником Департамента рыболовства Японии (1984-1986 гг.). Он застал советско-японские отношения на переломном этапе, когда вводились 200-мильные рыболовные зоны, ставшие в последующем исключительными экономическими зонами (ИЭЗ - сокращенно; пояснение автора).

В этих условиях перед японской стороной стояла непростая задача: сохранить свой вылов в наших дальневосточных морских районах. Прежде всего, в Охотском, Беринговом, Японском морях и у Курильских островов. А он, как информировала нас японская сторона, составлял в 1976 году более 1,9 млн тонн! Для сравнения наш вылов в водах, прилегающих к побережью Японии, за этот же 1976 год составлял 665 тыс. тонн. Тоже немало, но все же в три раза меньше японского вылова.

Нашей задачей был сохранить свой достигнутый вылов в японских водах. При этом на таком же уровне установить возможную квоту на вылов для японского флота в наших водах.

В ходе почти двухлетних переговоров, которые проходили с переменным успехом, все же удалось в 1978 году достичь компромиссного решения о выделении для нашего флота в японской зоне квоты в 650 тыс. тонн, а для японского флота в нашей зоне 850 тыс. тонн. Из этих данных видно, что японская сторона добилась все же превышения своей квоты над нашей на 200 тыс. тонн и в этом существенная заслуга руководителя рабочей группы японской стороны Сано Хироя. Его аргументация, базирующая на социальных сложностях для японских рыбаков в случае большего сокращение квоты, нашла понимание у руководителя нашей делегации министра А.А. Ишкова. Правда с предупреждением, что в будущем все же придется сокращать японскую квоту по мере освоения рыбных ресурсов нашими рыбаками.

В последующем это и произошло. С 1979 по 1983 годы квота для японских судов в советской ИЭЗ в дальневосточных морях сохранялись в объеме 750 тыс. тонн, а для наших судов в японской ИЭЗ – 650 тыс. тонн. Однако в 1985 году взаимные квоты в ходе переговоров удалось все же выровнялись – по 600 тыс. тонн для каждой стороны. Между тем, фактический вылов был намного ниже. Так, наши суда едва вылавливали в японской ИЭЗ за год около 140- 200 тыс. тонн, а японские суда в нашей зоне - 430- 470 тыс. тонн. Напрашивался вывод о возможном в дальнейшем сокращении взаимных квот до фактического их вылова, что и произошло на переговорах в 1986 году, но… с существенной поправкой. Сделала это предложение сама японская сторона. И вот как это произошло.

По разным причинам советско-японские переговоры по взаимным квотам на 1986 год затянулись и лишь, как помнится, завершились в конце апреля в Москве на уровне министров Владимира Каменцева, с нашей стороны, и Хата Цутому, с японской стороны. Рабочие группы в ходе этих переговоров возглавлялись, соответственно, мною и Сано Хироя. В ходе согласования позиций по взаимным квотам мы достигли договоренности рекомендовать министрам принять на пленарном заседании на 1986 год равные квоты – по 450 тыс. тонн для каждой стороны. Это соответствовало имеющимся у нас директивам. Полагаю, как и у японской делегации. При этом обе стороны учитывали, что почти четыре месяца промысл не велся из-за затянувшихся переговоров.

На пленарном заключительном заседании, которое проходило под сопредседательством министров двух стран Каменцева и Хата, рядом с которыми с правой стороны от каждого сидели руководители рабочих групп, соответственно, Зиланов и Сано. Первым выступил, как гость (переговоры проходили в Москве), министр Японии. Он, сославшись на затягивание переговоров по взаимным квотам и что промыслового времени в оставшийся период 1986 года не так много, предложил установить взаимные равные квоты на год в объеме 150 тыс. тонн. Полная неожиданность для нашей делегации! Напомню, что на рабочей группе договорились по объёму в 450 тыс. тонн и вдруг… 150 тыс. тонн. Каменцев тихо переспрашивает Судзуки Акира – правильно ли он перевел величину квоты? Тот подтверждает, что верно. Тогда ко мне следует полушепотом от министра вопрос: «Так это не то, что на рабочей группе согласовано. Как быть?». Рекомендую переспросить министра Японии: «Не ошибся ли он, назвав взаимные квоты в 150 тыс. тонн?». Каменцев, чуть помолчав, обращаясь к министру Хата, вопреки моей рекомендации, неожиданно соглашается с его предложением - установить взаимные квоты в 150 тыс. тонн до конца 1986 года. В этот время я наблюдаю за реакцией Сано с которым, ранее была согласована квота в 450 тыс. тонн. Никакой реакции, он спокоен, как это свойственно японцу в подобной ситуации, будто именно об этом и договаривались ранее.

По завершении переговоров поинтересовался у Владимира Михайловича Каменцева о причине его согласия с японским предложением, хотя мы могли пойти на принятие взаимных квот до 450 тыс. тонн. В ответ неожиданно услышал: «Зачем? Ведь японцы сами решились ограничить себя, не дожидаясь, что в будущем все равно мы им уменьшим их квоты в нашей зоне. Это, добавил министр, улыбнувшись, своеобразный рыболовный харакири, как у истинных САМУРАЕВ».

В последствии Сано Хироя, покинув государственную службу, возглавив Всеяпонскую ассоциацию рыбопромышленников, став ее президентом. Мы продолжали с ним поддерживать деловые отношения в течение длительного времени, включая и первые годы новой капиталистической России. Надеялись на дальнейшее развитие российско–японских отношений уже на основе рыночных отношений. Для стимулирования этого процесса был подготовлен и опубликован в 1994 году, при поддержке ВНИРО, совместный сборник на русском и японском языках «Рыбное хозяйство России и Японии. Краткий информационный обзор».

За всю послевоенную историю советско-японских отношений в области рыбного хозяйства он был первым, и остается пока единственным, совместным изданием двух соавторов: одного с российской стороны - государственного служащего и второго с японской стороны - представителя неправительственной организации. А жаль, что последователей не нашлось, как в то время, так и в настоящем.

С уходом Сано Хироя с государственной службы, спустя некоторое время, начальником отдела океанического рыболовств ДРЯ, а затем начальником Департамента рыболовства Японии, стал Кёя Акио. Он достойно отстаивал японские рыболовные интересы, стремясь понять и мотивы, формирующие советскую/российскую рыболовную политику по отношению к Японии на Дальнем Востоке. Начал осваивать и русский язык, что было необычно для японца его уровня.

В последующем Кёя Акио был назначен заместителем Министра земледелия, лесоводства и рыболовства, продолжая курировать советско/российско-японские отношения в этой области. Часто он возглавлял японскую делегацию на переговорах с нашей страной, где рассматривались вопросы взаимных квот на вылов в зонах друг друга, да и по другим направлениям.

В центре снимка - заместитель Министра рыбного хозяйства СССР В. Зиланов и
заместитель Министра земледелия, лесоводства и рыболовств Японии А. Кёя,
слева - члены советской делегации Б. Шарапов и справа - д.ю.н. А. Вылегжанин

Пришлось нам с ним, по поручению своих правительств, быть сопредседателями рабочей группы по подготовке «Совместного советско-японского заявления по вопросам развития сотрудничества в области рыбного хозяйства», которое было принято во время визита Президента М.С. Горбачева в апреле 1991 года в Японию.

В этом заявлении, наряду с другими положениями, предлагалось «…осуществление поиска возможности создания экспериментального советско-японского предприятия в области рыбного хозяйства на принципах рыночной экономки…», а также «…осуществление программы обучения и стажировки в Японии советских специалистов в области рыбного хозяйства…».

Касаясь «…создания советско-японского предприятия в области рыбного хозяйства на принципах рыночной экономки…», то были выполнены, упомянутой рабочей группой, соответствующие расчеты и финансово-экономическое обоснование, включая и необходимые объемы соответствующих инвестиций, которые свидетельствовали о ее прибыльности и полезности для обеих сторон.

Однако все эти благие намерения были похоронены политиками и теми изменениями, которые произошли в последующем в нашей стране и в росийско-японских отношениях в области рыбного хозяйства.

Несмотря на все это, отношения между нашими странами в области рыболовства продолжались, хотя во много со знаком «минус», но сохранялась память личностных восприятий прошлого сотрудничества и взаимопонимания. Об этом свидетельствует неординарный поступок Кёя Акио, который опубликовал в японской газете мнение о своем восприятии периода наших переговоров по рыболовству. Привожу в переводе это мнение полностью с тем, чтобы читатель сам сделал выводы.

Перевод с японского И.З. Синельникова.

«Русский друг

Кёя Акио

(газета “Нихон Кэйдзай Симбун” 15 апреля 1994 года)

В феврале закончилась моя почти 36-летняя карьера чиновника и, прежде всего, кто у меня остается в памяти, так это хорошо известный среди рыбопромышленных кругов севера В.К. Зиланов.

Первый раз с ним встретился осенью 1985 г., при посещении Японии Министром рыбного хозяйства бывшего СССР Каменцевым, Зиланов сопровождал его в качестве начальника Управления внешних сношений Министерства рыбного хозяйства. Я в то время еще не был назначен начальником Управления океанического рыболовства ДРЯ и встретился с ним, человеком, получившим всеобщее признание как жесткий переговорщик (аф негосиэта) и имеющим степень доктора биологических наук, в несколько напряженном состоянии, т.к. в конце года предстояли переговоры о взаимном промысле в зонах.

В декабре переговоры начались в Москве и проходили трудно под влиянием начавшейся перестройки. Это были необычно тяжёлые переговоры, которые пришлось перенести на следующий год. Они прерывались, затем опять возобновлялись и завершились в апреле 1986 г. соглашением на уровне министров, после приезда в Москву тогдашнего Министра земледелия, лесоводства и рыболовства Японии Хата. Если говорить точно, это произошло как раз 26 апреля 1986 г. - в день происшествия на Чернобыльской АЭС.

В течение 84 дней пришлось находиться в Москве. Иногда с Зилановым были обостренные дискуссии, иногда говорили спокойно.

Посещали вместе балет, концерты.

В июле 1989 г. когда я вернулся в ДРЯ начальником департамента, встречи с Зилановым, ставшим к тому времени заместителем Министра, продолжались. Мы встретились в целях конкретизации визита в Японию Президента Горбачева и подготовки совместного Японо-Советского заявления по рыболовству Он, по-прежнему горячо излагал свои мысли, но иногда производил впечатление озабоченного многими трудностями, связанными с проведением перестройки.

В июне 1991 г. при посещении Москвы и Дальнего Востока вместе с покойным Министром земледелия, лесоводства и рыболовства Кондо Мотодзи встретился с Зилановым, его супругой и внуком. Он, будучи на 2 года моложе меня, пошутил при расставании, что раньше меня уйдет на пенсию. Ему нужно знать, что первым на пенсию ушел я. Он как русский переживает продолжающийся процесс развала СССР, работая заместителем председателя Роскомрыболовства.

Развал СССР и связанные с этим процессы продолжают развиваться, однако он как русский упрям, продолжает работать в качестве заместителя председателя Роскомрыболовства. Хотелось бы вновь встретиться с ним.

Кёя Акио

/бывший постоянный заместитель Министра земледелия, лесоводства и рыболовства/»

Такое смелое публичное высказывание Кёя Акио несвойственно для японца, но… достойно, по моему мнению, поступку САМУРАЯ.

В настоящее время российско-японские отношения в области рыбного хозяйства находятся на самом низком уровне за всю ее послевоенную историю.

Найдутся ли те «рыболовные САМУРАИ» с обеих сторон, которые, помня о прошлом положительном сотрудничестве двух соседних государств в области рыбного хозяйства, выведут ее из современного тупика на траекторию взаимовыгодного сотрудничества? Пока положительный ответ на ближайшую перспективу, к сожалению, не просматривается, но… в будущем это неизменно произойдет.